Неповторимое. Книга 3
Шрифт:
Время приближалось к отбою. Можно было бы уже пойти на отдых, тем более что завтра рано вставать, да еще идти на непростую охоту. Но пришел командир дивизии и пригласил меня посмотреть, как они живут. Конечно, предложение было принято.
В целом части дивизии, которые мне показал командир, выглядели прилично — везде было чисто, аккуратно, соблюдался устав. Но что меня крайне удивило, так это фанзы. Да, да, китайские фанзы — жилые дома. Они здесь появились, на мой взгляд, в 20-х или 30-х (последнее будет точнее). В связи с этим немного истории. В результате поражения России в русско-японской войне 1904–1905 годов Японии отошла южная половина острова Сахалин. По Портсмутскому мирному договору 1905 года линия разделения проходила по 50-й параллели, т. е. в том числе и через Леонидово. В 1931 году Япония грубо нарушила указанный
Вот и в 70-е годы мне в значительном количестве попадались фанзы. Это различной формы (квадратные, вытянутые, прямоугольные, круглые) одноэтажные помещения, построенные из самана или камня, с деревянными прожилками, составляющими каркас. В них размещались различные склады, классы для занятий и даже личный состав некоторых подразделений (т. е. фанзы служили казармой). Жили в них прапорщики и даже офицеры, хотя жилые дома для большей части офицерского состава уже были построены и выглядели современно.
Разумеется, за два года своего пребывания в Дальневосточном военном округе Иван Моисеевич Третьяк не мог революционно изменить ситуацию с обустройством всех войск, в том числе на Сахалине. Но даже здесь его линия уже проявлялась (в частности, в решении проблемы жилищного строительства).
Хочу сделать небольшое отступление. По иронии судьбы этой мотострелковой дивизией в Леонидове в начале 90-х годов командовал мой сын Владимир (попал туда после Афганистана и службы в 201-й мотострелковой дивизии в Душанбе). Так он рассказывал, что еще несколько фанз сохранилось и в его бытность. Хотя в целом генерал Третьяк решительно изменил обстановку с обустройством округа, за что в 1983 году заслуженно был удостоен высокого звания Героя Социалистического Труда.
Я поблагодарил хозяев за предоставленную возможность познакомиться с жизнью и бытом дивизии.
В воскресенье утром в намеченное время мы отправились с аэродрома Леонидово дежурным вертолетом на север. Погода была пасмурная, но видимость — хорошая. Однако при подлете к нашей площадке начал моросить дождь. Вертолет приземлился у самого устья небольшой речушки, шириной метров 50–60 и глубиной до метра. Мы высыпали из вертолета и — к воде. Перед нами открылось удивительное зрелище. Рыба шла сплошным слоем. Это была горбуша — тихоокеанский лосось (у самца вырастает перед нерестом горб — отсюда и название). Первое впечатление — будто рыбы в реке больше, чем воды. На севере я не раз наблюдал, как океанские особи заходили на нерест в реки, но вот такое встретил впервые. Это была ярко выраженная борьба за продолжение жизни. Без преувеличения трагическая картина. Устье реки не имело свободного входа в океан потому, что на самой границе, между окончанием реки и началом морской воды, был довольно высокий и широкий (метров 5–7), намытый волной песчаный валик. Очередная масса рыбы попадала из океана в реку с каждым последующим накатом волны. Океан хоть и назывался Тихим, но здесь накат волны в нормальную погоду достигал 1,5–2 метров высоты. Волна выхватывала из всей огромной стаи рыб определенную «порцию» и перебрасывала ее через преграду. «Счастливчики» сразу попадали в реку и мчались в ее верховья. Но часть оставалась на высокой песчаной косе, отделяющей реку от океана. Здесь рыбины тоже продолжали борьбу — быстро-быстро работая хвостом и плавниками, они потихоньку перемещались к цели. И многим удавалось добраться до пресной воды. А те, что были далеки от нее, подхватывались очередной волной и все равно забрасывались в реку. Обычно эта эпопея длилась два месяца. А когда рыба отнерестится и обеспечит выживание потомства, особи расставались с миром — жизнь их прекращалась. На берегу реки мы заметили множество таких рыбьих тушек. Икринки превращались в мальков, а те в мае следующего года скатывались по течению в океан, набирали там силу, созревали и тоже направлялись, так сказать, к своему отчему дому — в свою реку, где им была дана жизнь. Они приходили сюда, чтобы породить новую жизнь взамен своей. Картина трагичная и в то же время исполненная высокого, если хотите, даже философского смысла, как и вся жизнь на планете.
Завороженный всем увиденным, я долго стоял на берегу, наблюдая удивительное явление природы и размышляя над мудростью и красотой мироздания. Мои думы прервал майор-медвежатник:
— Товарищ генерал, надо идти. Хотя погода нам не способствует.
Вертолет высадил «десант» и сразу улетел. Вместе с нами, охотниками, остались два из четырех оперативников-ликвидаторов, закрепленных за вертолетом с целью локализовать или тушить очаги пожаров в случае их обнаружения. Для этого на вертолете имелись определенные средства. А эти двое, наоборот, сгрузив с вертолета мешок дров, канистру солярки и старую шину с грузовика, развели костер. «Это и погреться, и как маяк для вертолета в случае плохой погоды», — пояснили мне.
Наша «троица» собралась в кружок. Проверили оружие, боеприпасы, оснастку. У каждого на ремне был патронташ, фляга со сладким чаем и нож. Надели легкие непромокаемые куртки, загнали патроны в патронники, поставили оружие на предохранители, забросили карабины (стволом вниз) за плечо и — в путь! Шли гуськом — впереди Иван Иванович, за ним майор, шествие замыкал я. Тропа змеилась параллельно реке, метрах в 400–500 от берега по поросшему высокой травой склону горы, мы шли-карабкались вперед и вверх — небольшой подъем явно чувствовался. Шли мягко и бесшумно. Все «обмундирование» было подогнано отлично. Двигались в среднем темпе, осторожно ступая, чтобы раньше времени не вспугнуть какую-нибудь живность и не наделать переполоху. Ветра не было совершенно, а дождик продолжал нудно моросить. Трава вымахала выше человеческого роста. Поэтому мы пробирались, как в туннеле, который то расширялся до двух метров, то сужался до полуметра так, что не было видно ни неба, ни впереди идущего майора, хотя между нами было не больше трех-четырех метров.
Минут через тридцать я заметил, что нашу тропу периодически пересекают поперечные, не очень выраженные тропки. Догадались, что их проложили звери. Выйдя на небольшую полянку, я остановил своих напарников и спросил:
— Вы заметили, что дорогу, по которой мы идем, все время пересекают звериные тропы?
— Конечно. Между прочим, это медведи спускаются по ним к реке за рыбой, — «успокоил» меня Иван Иванович.
— Выходит, мы можем встретиться с медведем, так сказать, лицом к лицу в любой момент прямо здесь, на тропе?
— Конечно, — спокойно продолжил Иван Иванович.
— Какая же может быть охота и борьба со зверем в этой высоченной траве? Мы же с ним в неравных условиях — у меня вроде повязка на глазах, а он все «видит» своим нюхом за десятки метров в любых условиях. Мы же можем попасть в западню?!
— Ну, не в западню, а столкнуться с медведем можем в любой момент, — «подбодрил» меня Иван Иванович.
— Ты же сказал, что медведи будут выше! — включился майор.
— Да, в основном — выше, но могут быть и здесь.
— Наш путь идет все время вдоль реки? — продолжал я напирать.
— Кое-где мы к ней приближаемся, а кое-где — отклоняемся. Но в целом — вдоль реки, и тропа выводит в места, где всегда бывают медведи.
— Объявляю решение: идем по берегу реки, а не по тропе. И выходим в намеченный район, — решительно сказал я.
— Но там тяжело идти — камни, — запротестовали было мои спутники.
— Ничего, потрудимся, — успокоил их теперь я. — Во всяком случае, гарантируем себя от внезапного нападения. Конечно, в эту пору зверь менее всего агрессивный. Он сыт и продолжает нагуливать себе жирок на зиму. Но зверь — есть зверь. Если мы встали поперек его пути к цели, то он может задрать любого из нас.
И я рассказал о тяжелейшем случае на охоте с генералом армии Вадимом Александровичем Матросовым, когда он в таких же условиях столкнулся с медведем и тот лапой оскальпировал генерала. И хоть Матросов убил зверя до того, как пришла помощь, пришлось изрядно поваляться в госпитале, чтобы привести себя в порядок.
Мы спустились к реке и пошли вдоль берега. Здесь была совершенно другая картина! Хороший обзор — вверх и вниз по реке просматривался участок около километра. Уже отсюда можно видеть, есть на реке звери или нет (как это было на Камчатке). Оба берега были пустынными. Мы прошли еще около семи километров, но никаких признаков медведей и в помине нет. И это понятно: в дождь медведя и медом не вытащишь из его укрытия. Поэтому встал вопрос — идти ли нам дальше, тем более что мы достигли уже района наибольшего обитания медведей.