Неповторимое. Книга 4
Шрифт:
— Верно, но президент превратится в формальную фигуру, если у него отберут всё, а армию разобьют.
— Думаю, что до этого не дойдет, — успокаивал и себя, и других Рискет.
Было очевидно, что в статус кубинских войск надо внести что-то дополнительно. Тем более что наши советские военные советники, которые действовали по всей вертикали — от Министерства обороны и Генерального штаба до бригады включительно, обязаны были воевать вместе со своими подопечными.
Были у нас вопросы и по части оснащения вооружением и техникой ангольской армии и кубинской группировки войск в Анголе — кубинские военачальники здесь, на месте, без ведома своего политического руководства сами устанавливали, что из присылаемого Советским Союзом давать Анголе, а что забирать себе. Это вызывало различные недоразумения. Но совместными усилиями все вопросы удалось разрешить и все поставить на место.
Итак,
Кстати, находясь на юге в оперативных границах 5-го военного округа, мы остановились в гостинице в Лубанго. В это же время там остановился и руководитель СВАПО Нуема. Он узнал, что наша группа базируется в этом городе и через администрацию гостиницы предложил мне встречу. И она состоялась. Говорили мы в присутствии двух переводчиков — у меня был переводчик с русского на португальский, которым пользовались ангольцы, а у него— с португальского на английский. Нуема говорил только на английском.
Это был ниже среднего роста, поджарый, но крепкий негр, с коротко стриженными седыми волосами. Все лицо в морщинах, и не столько от возраста, сколько, очевидно, от пережитых испытаний. Человек высокого интеллекта и культуры. Проблемы, о которых он говорил, подход к ним, оценки событий и взгляды на перспективу — все подтверждало это. Несмотря на то, что большая часть его жизни проходит в пустыне, лесу, саванне среди полудиких племен — это, еще раз подчеркиваю, исключительно культурный человек. Его манера держаться и говорить свидетельствовала о его достоинстве. Он охарактеризовал обстановку, весьма резко отозвался о мракобесии юаровской администрации и военщины, для которых решения ООН ничего не значат: они продолжают физически уничтожать СВАПО. Он выразил убеждение, что действия этих «презренных стервятников» (так он назвал администрацию ЮАР) ожидает крах, а народ Намибии, безусловно, добьется независимости. Поблагодарив за ту помощь, которую оказывают Советский Союз и Анголе, и СВАПО, он высказал ряд пожеланий, которые я обещал выполнить по возвращении в Москву и которые действительно были выполнены, но не мной, а генералом армии П.И. Ивашутиным — это по его линии.
Во время поездки по войскам мы не только присутствовали на занятиях (в основном с боевой стрельбой), не только беседовали с военнослужащими различных категорий, но и интересовались условиями жизни и быта. Так было в одной из бригад 5-го округа. Окончив здесь свою работу, я поинтересовался условиями жизни наших офицеров-советников. Тогда они пригласили меня, генерала Курочкина и других товарищей к себе. Здесь же, где КП бригады, располагался маленький русский городок. Под большим навесом в виде плоской крыши стояли длинный, вкопанный в землю стол из строганых досок и лавки по обе стороны. В большом шалаше укрывались от непогоды небольшая кухня с двумя земляными очагами, самодельный умывальник с бочкой для воды. В городке были еще землянки, где жили офицеры. Почему в землянках? Так было удобно. Во-первых, при внезапном обстреле землянка становилась укрытием; во-вторых, это легче сделать: отрыл — и готово! В качестве внутренней отделки использовалась тара из-под снарядов. Правда, для перекрытия сверху требовались бревна или, в крайнем случае, крупные ветви, которые могли бы держать слой земли. Кстати, везде можно было видеть окопы. Сейчас они никем не были заняты, но в случае обстрела или ведения боя при нападении — они занимались по утвержденному расчету.
Когда мы пришли к нашим советникам, нас тут же усадили за стол под навес обедать (этот стол был универсальным — он служил и для приема пищи, и для совещаний, и для занятий и т. д.). Подавался самый настоящий украинский борщ с мясом. Подполковник, который сегодня готовил обед (у них была установлена очередность), ликовал — все наперебой расхваливали его мастерство.
После обеда разошлись по землянкам — посмотреть, как живут. Меня тоже забрал офицер и повел к себе. Средней ширины траншея со ступеньками вела вниз. И ступеньки, и стенки траншеи были хорошо укреплены деревянными щитами от снарядных
— Как можно жить, если рядом змея?
— Вот представьте, мы здесь почти год. Я ее подобрал совсем маленькой, а сейчас она вымахала почти под два метра. На хороших харчах.
— Но ведь это, значит, рядом постоянная опасность…
— У нас кругом опасность.
В общем, я не смог его убедить, чтобы он избавился от этой твари. Однако сей случай оставил свой след в памяти. Это же надо?! Человек живет в дружбе даже со змеей, если это умный и сильный человек.
Были у нас и казусы. На завершающем этапе нашей работы мы отправились на крайний север страны. Для нас эти слова сразу ассоциируются со снегами, вечными льдами, холодом, белыми медведями и т. д. А здесь наоборот: крайний север — значит, ближе к экватору! Ангола-то находится по другую его сторону, и как сказал нам в самолете бортинженер в момент пересечения экватора: «Теперь мы все будем ходить вниз головой — если глянуть на глобус. Поэтому надо проявлять бдительность, чтобы не оторваться».
Так вот, мы прибыли на север — в провинцию Кабинда. Ее отделяет от республики коридор — узкий участок местности вдоль устья реки Конго, принадлежащий Заиру. Это единственный выход Заира к океану.
Но особенности провинции Кабинда не только в этом. Здесь стопроцентная влажность и изнурительная жара, несмотря на это жизнь бьет ключом. Всюду «властвовала» буйная тропическая растительность. Мы издалека наблюдали лесоразработки — сначала лесорубы валили огромные деревья, а после их обработки бревна переносились слонами в штабеля (естественно, с помощью погонщика). Здесь же были и войска. Прошло несколько часов, пока мы добрались с левого до правого фланга полигона, у минометчиков шли занятия с боевой стрельбой из минометов.
Участок полигона выглядел лысоватым — травяного покрова не было, верхний слой лёссовой почвы был разбит и превращен в пудровую массу. Нам предложили остановится в ста метрах от минометчиков (82-мм минометы). Они меняли огневые позиции и должны были стрелять с нового последнего рубежа.
Вот два минометных расчета, быстро перемещаясь, выдвинулись на огневую позицию. В клубах пыли они промчались мимо нас на рубеж открытия огня, откуда можно было уже стрелять боевыми минами. Слаженно и быстро действуя, они привели минометы в боевое положение. Получив задачу, расчет первого миномета (что ближе к нам) стал наводить на цель. Последовала команда: «Огонь!» Заряжающий опустил мину в ствол и крикнул: «Выстрел!» Но вместо нормального выстрела получился «пшик». Мина, как в замедленном кино, вылетела из ствола и, отчетливо наблюдаемая всеми, плюхнулась на землю в 15 метрах от миномета. Сейчас должен последовать взрыв. Кто-то меня сбивает с ног, и вся наша группа плашмя бросается на землю. Проходит несколько секунд — разрыва нет. Я сбрасываю с себя чью-то массивную фигуру — оказывается, Борис Кононов — подполковник, переводчик, он же и помощник генерала Курочкина — решил меня прикрыть. Встав на ноги, начинаю приводить себя в порядок — ведь в пыли с ног до головы. Вяло стали подниматься и все остальные. Выбивая пыль и помогая друг другу, мы наконец приобрели более-менее приличный вид.
Начали разбираться с причинами происшествия. Оказывается, такого типа явления здесь бывают частенько: очень высокая влажность влияет на дополнительные заряды мины. Они быстро отсыревают, и, хотя воспламеняется вышибной патрон, подвешенные в мешочках заряды не загораются. От такого вялого выброса не становится на боевой взвод даже головной взрыватель у мины (ГВМЗ), поэтому она падает вблизи миномета, как болванка.
Этот эпизод нас, увы, не украшал, однако позволил сделать важные выводы по боеприпасам и, в частности, относительно сохранения дополнительных зарядов к минометам. Было категорически отмечено, что герметическую упаковку зарядов надо нарушать только в последний момент — непосредственно перед стрельбой, но не раньше, чем за час до стрельбы.