Неповторимое. Книга 5
Шрифт:
Но обстановка развивалась совершенно иначе, чем мы предполагали. С вводом наших войск провокации усилились. Хотя в принципе народ Афганистана вхождение наших войск приветствовал. Все население в городах и кишлаках высыпало на улицы. Улыбки, цветы, возгласы: «Шурави!» (советские) — всё говорило о добре и дружбе.
Наиболее гнусным провокационным шагом со стороны душманов стало зверское, с пытками убийство наших офицеров-советников в артиллерийском полку 20-й пехотной дивизии на севере страны. Советское командование вместе с военным и политическим руководством Афганистана было вынуждено принять жесткие меры пресечения. А провокаторы только того и ждали. И в
Поэтому группировка наших войск с сорока-пятидесяти тысяч, которые были введены первоначально (в 1979–1980 гг.), уже к 1985 году стала насчитывать более ста тысяч. Сюда, конечно, входили и строители, и ремонтники, и работники тыла, и медики, и другие обеспечивающие службы.
Сто тысяч — много это или мало? В то время с учетом социально-политической обстановки в самом Афганистане и вокруг него это было ровно столько, сколько требовалось, чтобы защитить не только важнейшие объекты страны, но и себя от нападения мятежных банд и частично проводить меры по прикрытию госграницы с Пакистаном и Ираном (перехват караванов, банд и т. д.). Иных целей не было и других задач не ставилось.
Но надо подчеркнуть, что уже в 1983-м, и особенно в 1984 году, Генеральный штаб начал категорически настаивать на том, чтобы политики и дипломаты немедленно приступили к развязыванию этого затянувшегося узла политическим путем. Уже тогда было видно, что силовое противостояние завело нас в тупик. Тем более что задача кого-то победить или покорить вовсе не ставилась. Главной целью нашего пребывания была стабилизация обстановки. Однако вместо этого мы получили войну. При этом США с помощью Пакистана, Саудовской Аравии и других стран делали всё, чтобы «приковать» СССР к войне в Афганистане на возможно большой срок, хотя и кричали на каждом углу, что Советский Союз — агрессор и т. д.
Учитывая печальный опыт пребывания наших войск в Афганистане и представляя еще более сложную перспективу, Генеральный штаб уже в 1982 году категорически поставил вопрос о выводе наших войск из Афганистана. Для подкрепления своей позиции и демонстрации готовности вывода наших войск, а также подавая пример другим нашим ведомствам, мы вывели в 1983 году из Афганистана несколько воинских частей и подразделений. Правда, они были невелики по численности и значению, но сам факт значил достаточно много. Инициировал такие действия Н. В. Огарков.
Однако руководство Афганистана того времени во главе с Кармалем (человеком с большими амбициями и весьма ограниченными способностями) не смогло или не пожелало поддержать такие меры. Очевидно, оно мыслило только в рамках своих интересов — любыми средствами удержаться у власти. А сделать это можно было (если говорить персонально о Кармале) только с применением военной силы.
Становилось все ясней, что ситуация не только зашла в тупик, но и будет приобретать все более трагический характер. В апреле 1986 года Кармаль (не без нашего содействия) уходит со своего поста и уступает место Наджибулле. Надо отметить, что это был лидер совершенно другого склада. Несмотря на молодость (в то время Наджибулле было 39 лет), он уже умел достаточно глубоко анализировать обстановку, делать реалистические выводы, принимать решения с предвидением последствий и в интересах народа, как и положено президенту.
В связи с назначением Наджибуллы на пост главы государства считаю целесообразным
Речь идет о Наджибулле.
Как-то мы разговорились с Медяником о необходимости принятия экстренных и кардинальных мер по решительному изменению обстановки. «Дальше так продолжаться не может», — сокрушался Яков Прокопьевич. Я полностью разделял его мнение, но сказал, что пока демагог Бабрак Кармаль будет у власти, до тех пор обстановка будет ухудшаться. Он согласился, что была допущена ошибка, когда мы поддержали эту кандидатуру. А сейчас в числе секретарей ЦК НДПА нет ни одного реального политика, на которого можно было бы положиться как на главу государства.
— А зачем ограничиваться только секретарями? — продолжил я разговор. — Ведь и остальные члены Политбюро ЦК НДПА — известные, заслуженные, авторитетные люди. Кое-кто мог бы претендовать на пост руководителя государства.
— Кешманд? Председатель правительства? — спрашивает меня Медяник. — Но он хазариец. У них это не пройдет.
— А вы посмотрите на пуштуна Наджиба (в то время Наджибуллу называли еще по партийной кличке — «Наджиб»).
— Но он же председатель СГИ — Служба государственной информации (так назывался у них КГБ), — мгновенно отреагировал Яков Прокопьевич.
— Ну и что?! — возразил я. — У нас же был генсеком Юрий Владимирович Андропов. Прекрасно справлялся. Жаль, что смерть унесла его так рано. А ведь он тоже был председателем КГБ. Но, побыв несколько месяцев секретарем ЦК, он без врастания в обстановку стал свободно руководить государством. Вот и Наджиб. Умный, решительный, прекрасно знает народ и страну. Пуштун. Авторитетный. Перевести его в секретари ЦК НДПА на несколько месяцев для формы, а затем — главой государства.
У Я. П. Медяника загорелись глаза. «Значит, дело состоится», — подумал я. Вижу, что Медяник очень взволнован, сказал ему еще пару фраз и, сославшись на то, что мне надо решать кое-какие задачи, простился, создав ему благоприятную обстановку вот так без обсуждения закончить этот сложный разговор.
Но, разумеется, я рассчитывал, что Яков Прокопьевич, конечно, все это передаст руководству КГБ. А последнее в свою очередь доложит такой вариант генсеку Горбачеву. Так, собственно, и получилось. Медяник, несмотря на то, что вопрос был исключительной важности, больше к нему не возвращался (что на него было не похоже) — видно, начальники ему наказали, чтобы он «никому ни гугу». А приблизительно через два месяца состоялось решение об избрании члена Политбюро тов. Наджиба секретарем ЦК НДПА и освобождении его от должности министра государственной безопасности (СГИ к этому времени уже стала именоваться МГБ).