Неповторимое. Книга 5

Варенников Валентин Иванович

Однако так было не везде. Кое-где афганцы в контакты с войсками вообще не вступали, вели себя настороженно, из-за дувалов (глиняных заборов) не выходили, смотрели в щелку. А уже через несколько дней проявились первые враждебные выпады. Командованию стало известно, что в артиллерийском полку одной из пехотных дивизий на севере Афганистана были зверски убиты наши офицеры-советники. Но еще до этого командование полка арестовало наших военных советников. И тогда для их спасения были введены мотострелки с танками, артиллерией и боевыми вертолетами, которые атаковали населенный пункт Нахрин, где располагался этот артполк. В результате перебили всех, кто сопротивлялся, и разоружили мятежников. Но было поздно — бандиты уже казнили наших соотечественников и закопали,

чтобы замести следы. Однако преступники были изобличены.

Боевые действия по овладению Нахрином были проведены по всем правилам войны, так как мятежный афганский полк оказал сопротивление. Ударами артиллерии, танков и штурмующими действиями боевых вертолетов им был нанесен большой урон (только убитых было более ста человек). Не обошлось без потерь и у нас: двое убитых и двое раненых (пострадали во время падения в ущелье боевой машины пехоты, она сорвалась на узком участке дороги).

Так прошел первый бой долгой и тяжелой войны. Войны, в которой не было линии фронта. Фактически и точнее, фронт был везде. Войны, в которой не было и не могло быть ни победителей, ни побежденных.

Конечно, с помощью США и Пакистана оппозиция в военном отношении была хорошо организована уже весной 1978 года (сразу после Апрельской революции в Афганистане). А к моменту ввода советских войск она имела четкую политическую структуру — «Альянс семи», военную организацию, отличное обеспечение вооружением, боевой техникой, боеприпасами, другим имуществом и запасами, высокий уровень системы подготовки своих банд на территории Пакистана и гарантированное управление силами и средствами. При этом чем дальше, тем больше оппозиция получала материальную и финансовую поддержку, а с 1984 года на их вооружение уже поступали ультрасовременные средства типа ракетного оружия класса «Земля — Воздух» — «Стингер» (США) и «Блаупайб» (Англия).

Используя просчеты и ошибки, допущенные Тараки и Кармалем, а также намеренно вредные действия Амина, оппозиция буквально за короткое время смогла большую часть населения настроить не только против центральной власти и той, что насаждалась в провинциях, но и против советских войск. Оппозиция была «на коне», куда ее фактически водрузили правители ДРА с нашей помощью за 1978–1980 годы.

Введенные на территорию Афганистана наши войска стали гарнизонами во всех крупных городах, взяли под охрану все важнейшие объекты государства, в том числе основные магистрали: Термез, Хайратон, Саланг (перевал), Кабул; Кабул, Суроби, Джелалабад; Кушка, Герат, Шинданд, Кандагар.

С началом боевых действий наших частей фактически и начали формироваться многие наши принципы. У читателя резонно может возникнуть вопрос: это почему только сейчас начали формироваться принципы? А где вы, отцы командиры, были раньше? Почему вы только теперь учили, и учили ли вообще, личный состав тому, что надо на войне? А уставы и наставления у вас имеются? И так далее.

Да, конечно, все у нас было: и прекрасные офицеры-педагоги, и отличные полигоны, стрельбища и учебные поля, и проверенные на практике уставы и наставления, и современная боевая техника и вооружение, и сам процесс обучения был замечательно налажен. Естественно, учили максимально приближенно к боевой обстановке. И все-таки, как бы мы ни учили, настоящие боевые действия, как и война в целом, с первых дней преподносят на каждом шагу неожиданности, диктуют свои условия, и это требует немедленной реакции.

Остановлюсь на некоторых принципах, которые сформировались у нас в ходе боевых действий.

Численность войск и их структура

Первоначально мыслилось ввести 35–40 тысяч. Затем в ходе подготовки и разбора возможных задач эта цифра подскочила до 50 тысяч. В Генштабе существовало твердое убеждение, что это количество должно быть предельным. Однако через некоторое время руководитель представительства Министерства обороны СССР в Афганистане (или, как еще называли это представительство, — Оперативная группа МО СССР) маршал С. Л. Соколов начал ставить перед Москвой вопрос об увеличении количества наших

войск. Мои поездки с группой офицеров Генштаба в 1980–1984 годы на короткое время, конечно, не давали мне возможности глубоко вникнуть во все проблемы, а носили только ознакомительный характер. Да и было бы просто неэтично что-то изучать в условиях, когда в Афганистане присутствует Оперативная группа Министерства обороны во главе с первым заместителем министра обороны СССР маршалом С. Л. Соколовым и первым заместителем начальника Генштаба ВC генералом армии С.Ф.Ахромеевым. Правда, я наезжал в Афганистан в то время, когда они оба, а также основные силы опергруппы улетали в Москву на один-два месяца (а затем опять возвращались), но и это мне не позволяло заниматься углубленной работой. Такие действия могли быть расценены как ревизия, недоверие опергруппе. А к тому «букету» разногласий, какие существовали уже между министром обороны и начальником Генштаба, добавлять еще афганские проблемы было просто недопустимо. Но даже недельное или двухнедельное пребывание в этой стране в наших войсках позволяло делать некоторые общие выводы. Например, о количественном составе 40-й армии. На мой взгляд, в начальный период войны его хватало на охрану основных объектов Афганистана (в том числе главных магистралей), своих гарнизонов и проведение ограниченных боевых действий по перехвату караванов из Пакистана (банд, оружия, боеприпасов) и операций по ликвидации совместно с правительственными войсками опасных скоплений мятежников.

Учитывая это, естественно, при первом же заявлении Сергея Леонидовича Соколова о том, что надо увеличить количество войск на 20–25 тысяч, я попросил Николая Васильевича Огаркова переговорить с Соколовым или Ахромеевым и убедить их, что этого делать нежелательно. Но Огарков категорически отказался. Затем, подумав, добавил:

— Это же бесполезно. Как и бесполезно обращаться с этим к министру обороны.

— Если вы не возражаете, я сам позвоню Сергею Леонидовичу.

— Возражений нет, — сказал Огарков и, печально улыбнувшись, заключил: — Я уже сейчас представляю, чем кончится разговор.

После этого я звоню в Кабул. С маршалом С. Л. Соколовым соединяют сразу. После приветствия я без предисловий начинаю с дела:

— Товарищ маршал, как мы поняли, возникает вопрос об увеличении количества войск в составе 40-й армии…

— Ну, так что?

— Для нас было бы идеальным вариантом, если бы численность наших войск в Афганистане не увеличилась. Тем более что 50 тысяч, по нашим расчетам, могут обеспечить выполнение того перечня задач, какие возложены на 40-ю армию сегодня.

— Конечно, тебе там, на Арбате, виднее, чем мне в Афганистане: что нам надо и сколько надо, чтобы выполнить поставленные задачи.

— Зачем же так ставить вопрос? Ведь в конечном итоге мы же, надеюсь, не собираемся пребывать в Афганистане десять лет.

— Я знаю, что делаю.

На этом мы распрощались. Да, Николай Васильевич был прав — не следовало на эту тему затевать разговор с Соколовым. Появилась только лишняя тень. Решил Огаркову не звонить, а кратко доложить за обедом, тем более что время уже подталкивало в столовую. Иду туда, а Николай Васильевич уже с В. М. Шабановым (заместителем министра обороны по вооружению) занимаются трапезой и что-то обсуждают. Я подсел и приступил к еде, обдумывая, как лучше подать состоявшийся с Соколовым разговор, и надо ли вообще говорить об этом в присутствии Виталия Михайловича Шабанова. Вдруг Николай Васильевич обращается ко мне:

— Я же говорил?! Это была бесполезная затея. Вы не успели закончить разговор с Соколовым, как мне уже звонит министр и раздраженным тоном спрашивает: «Что там у вас Варенников носится с какими-то идеями о моратории по количественному составу 40-й армии? Он что, не знает, что армия воюет и ей надо столько сил, сколько требует обстановка?!» Я его, конечно, успокоил и сказал, что Варенников хотел только посоветоваться.

— Это все происходило при мне, — включился Шабанов. — Когда звонил Сергей Леонидович, я был у Дмитрия Федоровича, и министр все возмущался: «Вечно этот Генштаб…»