Неповторимое. Книга 5
Шрифт:
Еще до отлета в Афганистан в качестве руководителя представительства Министерства обороны СССР в этой стране (или иначе — начальника Оперативной группы МО СССР в ДРА) в декабре 1984 года, сразу после смерти Д.Ф.Устинова и назначения на пост министра обороны С. Л. Соколова, у нас был обстоятельный разговор с Сергеем Федоровичем Ахромеевым. Он сказал, что министр обороны очень занят(?!) и поручил ему поговорить со мной по афганским делам, чтобы я имел конкретную ориентацию о нашей линии в этой стране и соответствующих действиях. Я совершенно спокойно отнесся к сообщению, что министр «занят», хотя и понимал, что это сказано умышленно, дабы тем самым подчеркнуть личное отношение ко мне Соколова. Выглядело это смешно: Афганистан для нашей страны (тем более для Вооруженных
Сергей Федорович Ахромеев тем временем начал подробно разбирать ситуацию в Афганистане на каждом направлении. «Лазили» мы с ним по карте часа два. Естественно, он обращал внимание на особенности. Вот тогда-то он мне и сказал об Асадабаде. В то время стояла там пехотная дивизия правительственных войск, которая совершенно не была способна даже защитить себя. Выше нее по Кунарскому ущелью, в Барикоте (километрах в 70 от Асадабада), стоял один пехотный полк с артиллерийским дивизионом. И еще один пехотный батальон стоял на реке Кунар в Осмаре (это между Асадабадом и Барикотом). Чтобы поддержать дух этой дивизии и в какой-то степени перекрыть поток душманских караванов на этом направлении, было принято решение посадить один батальон нашей 1-й бригады спецназа в Асадабаде. И этот батальон действительно сыграл решающую роль в стабилизации обстановки. Но он, как и пехотная дивизия, существовал словно на острове. К нему по дороге Джелалабад — Асадабад можно было прорваться только с боями. Возили все туда вертолетами, но для этого тоже надо было подготовить и провести целую операцию, чтобы подавить огневые средства душманов. И лишь раз в год проводили операцию с целью проводки колонны машин с запасами для дивизии, нашего батальона, а заодно кое-что везли и населению. Хотя торговцы туда просачивались даже в этих сложных и далеко не безопасных условиях.
Рассказывая об этом направлении, Сергей Федорович подчеркнул, что у не го «руки не дошли» все сделать в интересах этого гарнизона (и это вполне понятно — в Афганистане сотни проблем), поэтому я должен был полностью развязать этот узел и не откладывать «на потом». И вот сейчас там такое тяжелое происшествие. А я, к сожалению, еще там даже не успел побывать…
На аэродроме в Кабуле меня встретили мои товарищи, рассказали в общих чертах, что и как произошло. Мы пересели в вертолеты и полетели. Но не прямо в Асадабад, а сначала в Джелалабад, где базировалась наша отдельная вертолетная эскадрилья, пересели на другую пару и лишь потом полетели в Асадабад. Дело в том, что летчики этой эскадрильи имели большой опыт полета по Кунарскому ущелью и были отлично осведомлены, где какие средства ПВО у душманов, и знали особенности захода на посадку и самой посадки на площадке в Асадабаде.
В Джелалабаде, делая, как обычно, винтообразные круги над аэродромом, наши вертолеты набрали высоту три с половиной тысяч метров и, став на курс, двинулись на север. Внизу все было покрыто зеленью и водой. Рисовые чеки, различные плантации, кое-где луга, много камыша. Наконец, «вошли» в Кунарское ущелье. Летели строго над рекой, не очень широкой, но бурлящей и полноводной, с множеством порогов. Чем дальше мы продвигались на север, тем выше становились горы и скалы, особенно по правую восточную сторону. Знаменитый Гиндукуш! А река Кунар брала свое начало где-то в памирских ледниках.
Скалы и вершины гор были значительно выше нашего эшелона полета, поэтому возникало впечатление, будто полет проходит в каменном коридоре. Душманы все время постреливали. Но, видно, это для нас опасности не представляло, так как экипажи на это не реагировали. Второй вертолет летел за нами в пятистах метрах.
В отличие от взлета на аэродромах, где нами создана охранная зона и там мы над охранной зоной винтом набирали высоту, здесь, в Асадабаде, посадка проводилась весьма оригинально. Приблизительно за километр до нашей площадки вертолеты стали резко «оседать», быстро
Площадка оказалась рядом с бараками, где размещался наш батальон спецназа. Здесь уже находился командир бригады. Он прибыл еще утром и успел разобраться детально в обстановке. Вначале я предложил пролететь на место трагедии, но комбриг сказал, что все охранение в том районе уже снято, всех погибших собрали и везут на БМП в Асадабад. И добавил:
— Оказалось, что из двадцати девяти человек один все-таки чудом остался жив. Мы его привезли. Это сержант Владимир Турчин. Можно с ним поговорить, но он в очень тяжелом психическом состоянии.
— Где он сейчас?
— Рядом в бараке.
— Он что-нибудь рассказал?
— Да. Он многое рассказал, и, сопоставляя все на местности, я приблизительно набросал картину, которая разыгралась в Мароварском ущелье.
— Так все-таки с ним встретиться или это не целесообразно?
— Я предлагаю прямо сейчас повидаться с ним, а уже в ходе контакта будет видно.
Меня проводили в соседний барак. Буквально через минуту ко мне подвели из темноты помещения воина, одетого в черный или темно-синий хлопчатобумажный комбинезон (видно, его уже переодели). Я поздоровался — он ответил кивком головы. Он весь дрожал. Не просто немного подрагивал, нет, у него дрожало все — лицо, руки, ноги, туловище. Я взял его за плечо, и эта дрожь передалась и по руке мне. Было такое впечатление, что у него вибрационная болезнь. Даже если что-то говорил, то клацал зубами, поэтому старался отвечать на вопросы кивком головы (соглашался или отрицал). Бедняга не знал, что делать с руками, они очень дрожали.
Я понял, что серьезного разговора с ним не получится. Посадил и, взяв его за плечи и стараясь успокоить, стал утешать его, говорить добрые слова, что все уже позади, что надо войти в форму. Но он продолжал дрожать. Глаза его выражали весь ужас пережитого. Он был психически тяжело травмирован.
Мы распрощались. Я вызвал врача и сказал, чтобы его немедленно, с первым вертолетом, отправили в наш Центральный госпиталь в Кабул. Затем, уединившись с комбригом и еще двумя офицерами, мы стали составлять хронику и описание всех действий, которые имели место. А произошло вот что.
За каждой ротой батальона спецназа была закреплена определенная зона, где она, то есть рота, выполняла свои боевые задачи: перехват караванов и переходящих границу банд; отыскание и захват складов с боеприпасами, оружием и т. д. У комбата и самостоятельно у ротных были свои осведомители и доброжелатели из местных жителей, которые за вознаграждение приносили определенные сведения. Как правило, эти сведения подтверждались. А там, где не подтверждались, осведомитель обычно объяснял это изменившимися обстоятельствами, которые от него не зависят.
У командира 2-й роты старшего лейтенанта Иванова тоже были осведомители. На днях один из них встретился с Ивановым в условленном месте и сообщил, что в Мароварском ущелье (оно было подконтрольно Иванову и шло от реки Кунар в районе Асадабада строго на восток к пакистанской границе), в первом из трех расположенных там кишлаков в следующую ночь состоится встреча крупных главарей. Разговор пойдет о захвате Асадабада и уничтожении в нем советского и афганского гарнизонов.
Командир роты немедленно доложил об этом командиру батальона. Они обсудили план действий. Решили, что рота с этой задачей справится самостоятельно. Но средства батальона, в частности, артиллерийская и минометная батарея, были готовы поддержать действия роты. Поскольку времени для подготовки было мало, командир роты ограничился инструктажем о плане и порядке действий. Определена группа захвата огневой поддержки и блокировки ущелья: четыре поста по три-четыре человека займут позиции на высотах справа и слева по ущелью (два при входе в ущелье, два — на уровне кишлака, который будет атаковаться); группа бронетехники и резерва остается на левом берегу после перехода через реку в районе брода (относительно Асадабада ниже по реке).