Неправда о любви
Шрифт:
Девица назвала меня дамой, чтобы расстроить – на девушку я, дескать, не тяну по возрасту. Я же обрадовалась – раз дама, стало быть, вид приличный, иначе назвали бы женщиной.
– К вам, – я улыбнулась как можно приветливее, – вот я как раз к вам, хорошо, что вас застала.
– По какому делу? – она упорно делала вид, что видит меня впервые в жизни.
– По личному, – не дожидаясь разрешения, я присела на стул.
Держу пари, что к этой мымре никто никогда не обращался по личному делу. От удивления она вылупила глаза под очками.
– Я была у вас три дня назад, – я назвала точную дату. – Селезнева Василиса Антоновна.
– Я не могу помнить всех, – сварливо ответила девица, – знаете, сколько народу у меня проходит?
Еще бы сказала: вас много, а я одна!
Девица порылась в ящике стола, потом достала амбарную книгу и проверила записи.
– Ну да, вот вы…
После этого она взглянула на меня совершенно другими глазами – видно, вспомнила, в каком виде я была раньше, и сравнила. По ее мнению, выходило, что развод явно пошел мне на пользу. Я перехватила ее взгляд и снисходительно улыбнулась – мол, не ошибаешься, подруга, все у меня отлично!
Она помрачнела: для того чтобы удачно развестись, надо сначала как минимум выйти замуж, а у нее, я так понимаю, с этим были серьезные проблемы.
– Что вы хотели? – сухо спросила девица.
– Вот, – я разжала кулак.
На ладони лежала сережка. Небольшая сережка – оправленная в белое золото капелька бриллианта. Серьги эти подарил мне муж, тогда еще не бывший, а настоящий, на пятилетие нашей свадьбы. Как я поняла потом, он как раз в то время начинал долгоиграющий роман и по первости мучился совестью. Оттого, видно, и разорился. Не думаю, что они очень уж дорогие, но сделаны оригинально, с выдумкой. Просто даже удивительно, как бывший с его полным отсутствием вкуса мог купить такие симпатичные серьги. Наверное, продавщица в ювелирном помогла выбрать.
У меня было мало украшений – цепочка, пара колец. Эти сережки мне очень нравились, поэтому я решила, что при разводе не стану отдавать бывшему его подарки – еще чего, что мое, то мое!
Как всякая женщина, мымра в очочках не смогла удержаться от того, чтобы не разглядеть сережку поближе.
– Вы ее нашли? – спросила она, а подтекстом звучало: «Если нашли, то обратитесь в бюро находок, а я тут ни при чем».
– Нет, вторую потеряла, – притворно вздохнула я, – представляете, как жалко! Это подарок любимого человека…
В моих словах не было ни капли лжи – тогда я и вправду любила своего мужа. Во всяком случае, мне так казалось.
Девица же поняла мои слова по-своему и посмотрела очень выразительно из-под очков – какое, мол, мне дело до подарков, которые тебе делает любовник?
Я тяжко вздохнула и покачала головой, пристально рассматривая сережку.
– Слушайте, что вы с этим ко мне-то? – опомнилась мымра.
– Так я же хочу объяснить! – кротко заговорила я. – Тогда, три дня назад, мы познакомились тут с такой интересной блондинкой, может быть, помните? Ее фамилия Светлова… Еще муж сильно немолодой, под шестьдесят…
– Ах, эта… – протянула девица, – ее я помню.
– Ну вот, вышли мы вместе, с мужьями бывшими распрощались и разговорились.
Я вовсе не собиралась рассказывать занудной девице, в каком жалком виде я нашла в скверике рыдающую блондинку – она ни за что не поверит. Я бы тоже не поверила, что женщина способна так убиваться по немолодому незаметному мужу, если бы не видела все своими собственными глазами.
– В общем, она на своей «Мазде» меня домой подвезла, а дома я обнаружила, что потеряла сережку, – я подпустила в голос слезу, – и так жалко, это ведь подарок…
– Любимого человека, – подсказала девица ехидно, – это вы уже говорили.
Я в ответ просмотрела прямо-таки голубиным взглядом.
– Так что вы хотите? – девица похоже теряла терпение. – Я, между прочим, на работе!
– Адрес, – я жалостно заморгала, – пожалуйста, дайте мне адрес Аллы Светловой.
– Мы не даем адреса, – отрезала девица, – мало ли для чего он вам нужен!
– Но я ведь не просто с улицы, – обиделась я, – вам про меня все известно.
Расчет мой был чрезвычайно прост: если бы я сказала, что нашла сережку, то мымра предложила бы оставить вещь у нее – Алла спохватится и позвонит или зайдет за своей потерей. А вот если я ее потеряла, то мало кто будет хлопотать.
– Вы поймите, даже если она и найдет сережку в машине, то не свяжет со мной, – убеждала я, – или вообще не найдет. Сережка маленькая, закатилась куда-нибудь, год может там пролежать или больше! А мне эта вещь дорога, это подарок… ну, я вам уже говорила. Ну хоть телефон ее дайте!
– Ладно, – девица с тоской поглядела на часы, видно, подошло время обеда, – записывайте, только смотрите – в случае чего на меня не ссылайтесь.
– Дорогая! – я молитвенно сложила руки и вложила в голос максимум чувства. – Дай вам бог счастья!
– Такого же, как у вас? – кисло спросила девица. – Благодарю покорно, нагляделась тут на семейное счастье…
– Меняй работу, – посоветовала я, складывая бумажку с адресом Аллы Светловой, – иначе никогда замуж не выйдешь.
Сотрудники дружно потянулись на обед. Напоследок я утащила с опустевшего стола бланк с печатью районного Василеостровского суда и ушла.
Захлопнув дверь за Василисой и Бонни, дядя Вася скорбно покачал головой. Напрасно он так грубо с ней разговаривал, девчонка обиделась. Сейчас-то, конечно, это, может, и неплохо – будет сидеть дома и дуться, но зато он долго не увидит Бонни. Он и сам не сознавал, как привык к собаке. Ну да ладно, это подождет.
Василий Макарович оделся, тщательно запер дверь и отправился на Садовую улицу по тому адресу, что дал ему знакомый гаишник.
Нужный шестьдесят второй дом располагался в живописном месте между Крюковым и Екатерининским каналами, неподалеку от знаменитого Никольского Морского собора. Этот потрясающе красивый район, благодаря которому Петербург называют Северной Венецией, отличается повышенным содержанием бомжей, «синяков» и прочих маргинальных, как сейчас выражаются, личностей.
Василий Макарович припарковал свою видавшую виды «шестерку» неподалеку от подъезда и с подозрением взглянул на ошивавшегося поблизости колоритного типа с подбитым глазом и тем удивительным сизо-голубым цветом лица, какой достигается в результате нескольких лет непрерывного запоя.