Неправда. Разум над душой
Шрифт:
– Не пугай меня своей кровожадной улыбкой.
– Неужели я такой страшный?
– спросил, продолжая улыбаться.
Она замерла прямо напротив, выглядывая из-за машины, и окинула меня оценивающим взглядом.
– Нарываешься на комплимент?
– слегка прищурилась девушка, и наконец-то в ее взгляде мелькнули искорки, при этом само лицо выражало крайнюю степень серьезности. И до того она была теплой в этот момент, непривычно игривой, что когда улыбка сошла с моего лица, я все еще всматривался в знакомые черты.
– Если есть на что нарываться, то почему бы и нет?
–
– О Господи, замолчи!
– фыркнула Люда, закатив глаза, и самостоятельно села в авто, не забыв звучно хлопнуть дверцей.
Н-да, если перемены и произошли, то, скорее всего, только внешние. А по сути тот же человек. И набор тараканов не изменился.
– Будешь так хлопать - побежишь пешочком, - заглянул в салон я и тут же получил ответ:
– Побегу в другую сторону.
Пришлось недовольно скривиться, хотя, по правде говоря, особого недовольства я не чувствовал. Меня даже не раздражало такое поведение, хотя еще некоторое время назад, готов поспорить, я бы ответил более колко и резко.
Со двора общежития мы выезжали молча. Я включил музыку и убавил громкость, чтобы в случае чего, можно было нормально говорить. Хотя никаких предпосылок к разговорам по душам у нас и не было.
Мы немного опаздывали. Не то, чтобы очень, но уже. Отец наверняка посматривает на часы, объясняясь с хозяевами дома. О, Господи, только бы не смотрел так осуждающе, как он это делает обычно. Иначе Лопушок просто испугается. Да что о ней говорить, если я сам его после такого взгляда боюсь.
Не скажу, что мой отец такой уж страшный человек. Вполне адекватный, здравомыслящий, ответственный, решительный, целенаправленный, но, понятное дело, многолетняя власть наложила свой отпечаток на мужском характере. Есть в нем и тревожность, и резкость. А еще есть в нем то качество, которое в кругу нашей семьи мы наблюдали лишь изредка - вспыльчивость. Но он не был в эти моменты взбудораженным или агрессивным. Скорее, вся его злость умещалась в таком взгляде, после которого становилось тяжело вдохнуть, не говоря о том, чтобы что-то сказать.
– Если что, - прервал молчание я, осторожно посматривая на отвернувшуюся к окну девушку, - не обращай внимания на моего отца. Точнее, не бойся его.
Люда медленно повернула голову и смерила меня подозрительным взглядом, но ничего не сказала. Да и что тут говорить. Одно лишнее слово, и я запугаю ее до смерти. Вон и так у нее руки вздрагивают. Надеюсь, это только от качества наших дорог, не более.
– У меня там есть хорошие знакомые, буду представлять тебя как друга, пойдет?
– на мгновение повернулся я к ней.
Она одобрительно кивнула, я отвернулся и прибавил скорости.
– Скорее всего, мы опоздаем к началу вечера, но успеем к аукциону. Хотя представлений и новых знакомств не избежать.
– Жаль, - наконец-то подала голос девушка, безучастно качнув головой.
– После аукциона будет банкет, а там, пока все со всеми не перездороваются, уйти не получится.
– Жаль, - повторила она с той же интонацией.
Мне это надоело. В голову пришло решение как-то растормошить спутницу.
– Ты сегодня отлично выглядишь.
Несколько секунд тишины, и вот, долгожданная реакция.
– С тобой явно что-то не то, Раневский, - хмыкнула собеседница, покачав головой.
Я заметил довольную улыбку, кивнул своим мыслям, запихивая осчастливленного ребенка подальше в потайные места души, и сосредоточился на формальностях:
– Называй меня при других по имени, я тебя прошу. Мне-то все равно, а вот люди удивятся.
– Федюша?
– прозвучало вкрадчиво спустя несколько секунд.
– О нет! Только попробуй!
– ужаснувшись, резко повернулся к ней.
Но поймав повеселевший взгляд из-под приподнятых бровей, улыбнулся и покачал головой, удивляясь своей наивности.
– Лопух.
– Знаешь, - не обращая внимания на кличку, проговорила она, - у тебя странное имя. Тяжеловато вслух произносить.
– Это только твои проблемы, - возразил я.
– Все, кто меня знает, по этому поводу не жаловались.
– Ну, может быть, - задумалась Люда.
– Мне еще не попадалось нормальных людей с таким именем. Наверное, потому и тяжело.
Я пропустил мимо ушей завуалированную колкость, обратив внимание на дорогу. Мы выехали на проспект. Понемногу сгущались сумерки - осень каждый последующий день словно обрезала ножницами на две-три минуты. Всего семь, а солнца уже и в помине не было.
– Мне нормальных Людмил тоже не попадалось, так что неудивительно.
Краем глаза заметил, как Лопушок улыбнулась, и продолжил вести автомобиль сквозь поток машин. Только бы не нарушить это шаткое равновесие между наигранной веселостью и отчужденностью. Последнее время мне кажется, что что-то пошло не так, как я планировал. Но поймать и обозначить это направление не получалось, оно увиливало в сторону, как едва заметный запах кофе из открытых окон жилых домов. Вот я уловил его, и спустя долю секунды уже потерял.
– Что-то кофе хочется, - прервал мои мысли тихий голос.
Я закатил глаза, одновременно поражаясь совпадению мыслей, осмелевшей внезапно девушке и вместе с тем несвоевременности ее просьбы.
– Опаздываем ведь.
– Я не говорю, чтобы мы срочно останавливались попить кофе, - видимо, последнюю фразу я произнес вслух, раз получил на нее ответ.
– Я просто чувствую, что нужно выпить кофе. Но ты даже не думаешь остановиться.
Что-то знакомое... Очень похоже на Диану.
Эта наглая барышня решила как-то мною поманипулировать, но сделала это так открыто и неумело, если сравнивать с сестрой, что рассмешила меня до слез. От неожиданности пришлось сбросить скорость.
– Мы еще даже не друзья, а ты у меня уже что-то требуешь, - досмеявшись, ответил я и повернулся к Люде.
Она изящно изогнула одну бровь и смерила меня таким взглядом, словно я сказал что-то ужасно глупое. Вообще, всю ее сейчас с этим выражением лица, в этом наряде, с прической и макияжем, сложно было назвать провинциалкой. Она как минимум тянет на горожанку из интеллигенции, притом с такой, где мать - профессор каких-то там наук, а отец - светило медицины, например. Ох, если бы еще и рот реже открывала.