Неправильная
Шрифт:
Все! Все! Все!
Оставалось всего несколько дел до того, как я покину Равию.
— Но тебя я буду навещать, — сказала спящей Дамиане.
Было жалко ее тревожить, но забирать колыбель я не рискнула. Девочка поморщилась, но не проснулась, когда я взяла ее на руки. Совсем забыла о мокром платье. Все же не зря я не хотела браться за воспитание Дамианы, слишком беспечна для этого. Если подумать, мне самой придется учиться жить заново, без магии. Но такие трудности меня не пугали.
Вернув малышку в колыбель, я стянула платье и отжала.
Она не спала, но и плакать не собиралась. А что удивило сильнее, так это ее внезапно потемневшие глаза — из голубых они стали цветом, близким к сливовому — никогда не видела таких.
— Теперь никто не обидит тебя, — серьезно сказала ей.
В ответ она лишь зевнула.
Было странно, я больше не видела тьмы перед выходом. Обычная стена, хоть и нелепо смотревшаяся здесь, с узкой дверкой.
Раймунд, хотя мне уже не позволено так его называть, дожидался нас в коридоре.
— Вы быстро, — сообщил он, ничуть не обращая внимания на мой вид.
Я лишь слабо пожала плечами и улыбнулась.
— Юджелия просила вам сказать: "Все лишь грезы", — явно вспоминая, произнес он. — Только я сам не знаю, что это значит.
Я тоже не совсем поняла. Но радость от удачного исхода перекрывала любопытство.
— Я поговорю с ней на днях, — ответила и, не задерживаясь, направилась в свои апартаменты.
Принц Раймунд увязался со мной.
— Не жалеете? — вдруг спросил он.
— Мне не о чем жалеть, ваше высочество, — искренне ответила я.
— Вы же остались совсем без магии? — уточнил он.
— Да, — кивнул я на ходу. — Необычное ощущение, — призналась ему.
Мы почти дошли. Обратный путь показался быстрее.
— Но зачем? — не отставал он.
— Чтобы жить, ваше высочество, — ответила, смотря прямо в его глаза, — просто жить.
После аккуратно толкнула дверь и скрылась за ней.
Утро началось очень рано с громкого стука. Но сил, чтобы встать или просто крикнуть у меня не было. Болело все тело, и понадобилось время на осознание — не будет больше привычной излечивающей щекотки. Я не пожалела о сделанном, просто не привыкла еще.
— Идите вы все к Многоликому, — пробурчала в подушку и повернулась на другой бок.
— Александрин! — раздался обеспокоенный голос Августина. — Александрин, открой!
И чего ему не спалось? Ладно бы сам, так и другим мешает спать!
Собравшись, что было сил крикнула:
— Братишка, проваливай отсюда! Желательно, до вечера!
И было плевать, что услышать это мог не он один.
А потом спохватилась. Где Дамиана? С Оливией? Но где?!
Я вскочила с постели и чуть не улетела обратно. Виски сдавило болью. Со стоном схватилась руками за голову. К пущей радости Августин снова постучал. На негнущихся ногах подошла к двери и отворила ее. Как она оказалась запертой изнутри, если в комнате я находилась одна?
— Надеюсь, у тебя были веские причины прийти сейчас? — массирую виски, спросила я.
Августин не ответил. Закрыл за собой дверь и крепко обнял меня. Очень крепко.
— Братишка, мне дышать тяжело, — в грудь ему прохрипела я.
Он тут же спохватился и выпустил из своих объятий, но руки оставил на плечах.
— Александрин, — голос брата был серьезен.
Поняв, какой разговор он затеял, я прикрыла его рот рукой, которую с неохотой перенесла с головы.
— Братишка, где Дамиана? — спросила, и лишь потом убрала свою ладонь.
— С Оливией в других апартаментах, Вева помогает ей.
— Почему они там? — говорила с трудом, боль и слабость одолевали все сильнее.
— Раймунд распорядился, — ответил Августин. — Ты проспала вчера весь день.
— И зачем ты пришел? — спросила, а сама направилась к кровати.
И надо же было задеть ногой ее ножку? Резкая боль, казалось, пронзила все тело, а не только ударившийся мизинец.
— Ай! — на высокой ноте выкрикнула я.
— Что случилось? Тебе больно? — надоедал братишка.
— Конечно, больно! — с навернувшимися слезами выдала истину.
— Давай, я посмотрю, — подскочил ко мне, усадил на кровать и аккуратно взял ногу в свои ладони. — Почему тебе больно?
— Августин, — со злостью дернула ногу на себя, — мне больно, потому что я ударилась! И все это из-за тебя!
— Но ведь… — начал он, но внезапно замолк, будто что-то понял.
Хотя, быть может, так оно и было.
— Ну-ка, укладывайся, несносная моя! — как ребенку, указал он.
Впрочем, мне было плевать, пусть и на руках укачивает, лишь бы облегчил боль.
Августин, не дожидаясь, пока я улягусь, взял мои ступни в руки. Видимо, братишка применил свой целительский дар — по ногам прошлось приятное тепло — я же теперь не видела и не чувствовала никакой магии.
Мне полегчало. Одновременно с этим Августин убрал свои руки.
— Что у тебя еще болит? — голос был пропитан непонятными интонациями.
— Голова, — проворчала больше, чем ответила, — и все остальное.
Кивнув, братишка стал водить руками по моему телу. Насколько я знала, это не обязательно, достаточно и одного участка тела для воздействия на весь организм. Но у Августина уточнять не стала. Вместе с его движениями разливалось тепло, что устраняло всю боль. Такое исцеление намного приятнее, чем было у меня.
Вот только лицо братишки все больше хмурилось.
Когда он закончил, то встал и отошел к окну. Спина была напряжена. Как и руки, что смыкались за ней в замке.
— Это ведь я виноват, — не поворачиваясь, произнес он.
— В чем, братишка? — я, действительно, его не поняла.
— Во всем, сестренка, — вздохнул он. — Ведь видел, как к тебе все относятся. Знал, что под безразличием ты скрывала печаль. И даже не спорь, — пресек он сразу.
Все-таки Августин хорошо знал меня.