Неправильный боец РККА Забабашкин 3

Арх Максим

Следовательно, приближаться без предупреждения было нельзя. И я продолжил «ухать».

Через пяток раз, увидел, что после очередного «крика» до Воронцова наконец дошло, что это не обезумевшая сова надрывается, а звучит условный сигнал. Он поднял руку открытой ладонью вверх, после чего колонна незамедлительно остановилась и прислушался. Определив, откуда доносится звук, чекист направился в конец колонны, на ходу доставая из кобуры пистолет.

— Вперёд женщины, ещё немного осталось, — сказал я и «ухнул» ещё пару раз.

А

уже через пять минут мне не нужно было подавать сигналы, ибо я, обняв Воронцова, сказал вслух:

— Ну, здравствуй командир! Рад, что мы с тобой вновь встретились в этой жизни.

Глава 27

Выжить, чтобы бороться

Миг встречи был хоть и тёплый, но не смог скрасить общей витающей в воздухе безнадёги. Остаткам разбитой дивизии, от которой в лучшем случае уцелело около сорока, по большей части раненых бойцов, сейчас было совершенно не до радости.

Посмотрел на плачущих компаньонок, которых успокаивали их подоспевшие коллеги и, понимая, что в рядах колонны не хватает как минимум человек двести пятьдесят, поинтересовался у Воронцова, впрочем, уже прекрасно зная, что он мне ответит.

— Это все?

— Почти. Две тройки бойцов в качестве разведчиков идут впереди. А так да, все, — тяжело вздохнув, ответил чекист.

— Н-да, — расстроено согласился с ним я и напомнил: — Хорошо, что хоть кто-то вообще смог вырваться. Если б с эвакуацией хоть сколько-нибудь затянули, то все бы там и остались.

Чекист не ответил, а лишь вновь вздохнул. Переживания его были понятны. Люди погибли, а шанс спасения у выживших значительно уменьшился. Столь малым количеством бойцов, прорвать линию фронта, для соединения с нашими войсками, становилось нереализуемой фантастикой.

Как оказалось, до нашего появления именно это и обсуждали командиры.

Селиванов и Лосев, поприветствовав меня (а я их), не стали таиться и продолжили общение на тему дальнейшего движения отряда. Как и говорилось ранее, мы собирались двигаться между городами Листовое и Чудово. Сейчас шло обсуждение деталей предстоящего маршрута.

Я не стал влезать со своими советами. И решив, что им виднее, негромко поинтересовался у Воронцова:

— А что Фриц? Спасся? Что-то я его не вижу.

— Нет его. Никого из артиллеристов среди выживших нет. А вот лётчики и танкисты выжили, — ответил тот. — Не все, но выжили. А немчику твоему и ребятам нашим не повезло. По словам тех, кто их видел последними, они направлялись к гаубицам, что мы расположили в западной части города.

— Значит, решили дать бой.

— Значит — так.

— Ясно, — вздохнул я, вспоминая бесстрашного, поехавшего головой артиллерийского наводчика и попросил разрешение отдохнуть.

— Конечно, Алёша, отдыхай. Тебе нужно хоть немного поспать — оторвавшись от карты, сказал Селиванов и рассказал,

что, раз я нашёлся, двигаться мы будем даже ночью, для чего мне придётся вновь стать поводырём для всех.

Прошли в конец колонны. Там обнаружился не только лежащий в телеге Апраксин, но и идущий рядом Садовский, который моему появлению очень обрадовался. Пришлось и с ним обняться.

— Мне знаешь, как за тебя попало?! — посетовал он.

Я покосился на чекиста. Воронцов понимая намек, поморщился и буркнул, что приказы надо досконально выполнять. И что раз было сказано: «Не отходить от Забабашкина ни на шаг», то так и надо было делать.

Садовский потупился, а командир, махнув рукой в его сторону, мол, да что с тобой говорить, собрался было согнать с телеги одного, по его мнению, не очень раненого бойца, чтоб тот часок пошёл пешком. Красноармеец был, в общем-то, не против. Но я, увидев, что тому на самом деле не очень хорошо, проанализировал своё состояние, после чего, отказался ехать.

— Идти могу. С ног не валюсь. Вот и ладно.

Но мой бодрый ответ чекиста не удовлетворил.

— Не говори чушь! Тебе всю ночь нас вести надо будет! От твоего самочувствия будет зависеть судьба всего личного состава, судьба отряда. Так что приказываю тебе немедленно лечь отдыхать! Это приказ!

— Но парень тоже себя не очень чувствует. Вон у него всё плечо замотанно и бледный, — констатировал я.

Воронцов хмыкнул, посмотрел на спрыгнувшего и уступившего мне место бойца, и обратился к нему, сказав, что если тому будет невмоготу, то чтобы он дал ему об этом знать.

— Скажешь, что идти не можешь, и я тебя куда-нибудь пристрою.

Из уст лейтенанта госбезопасности эта фраза звучала, двояка и даже можно сказать: зловеще.

И это не пролетело мимо ушей раненого. Он сразу уловил, куда ветер дует и моментально заверил чекиста и всех, кто шёл рядом, что рана у него совсем пустяковая и что не надо никаких беспокойств.

— Ладно, смотри сам. Если что, найдёшь меня.

Сказав это, Воронцов повернулся ко мне, пожелал хорошенько выспаться и ушёл к телеге комдива. Ну а у меня получился долгожданный час отдыха. Час, не больше. В лесу всегда темнеет быстро, и раз уже потихоньку начали спускаться сумерки, то вскоре обязательно станет совсем темно.

Посмотрел на уступившего мне место, убедился, что он в порядке, повернулся на бок и постарался уснуть. Но хоть я и был очень уставший, заснуть у меня не получилось. Капающие на не забинтованную часть лица капли дождя, каждый раз выводили из сна. Пришлось накрыть глаза куском мешковины, что валялся у одного из бортов телеги. Стало значительно лучше.

«Вот и хорошо. Теперь точно усну, — пришла в голову желанная мысль, за которой сразу же пришла ещё одна: — А почему этот чёртов дождь, пусть даже и с небольшими перерывами, идёт уже больше недели? Разве так бывает?»