Неправильный боец РККА Забабашкин 3
Шрифт:
Он перечислял мне города и веси, и я, в общем-то, никаких различий со своим миром не видел. Просто слушал его, и шёл вперёд.
Зачем вообще мне это было надо? Так время скоротать. Место-то своё в телеге я уже отдал. А просто идти, было скучно. Вот и разговаривал, а заодно старался узнать правду. Интересно всё-таки: бывают параллельные реальности или нет?
Садовский, вероятно, перечислив все города, что знал, вновь почесал голову в задумчивости. Но ему на помощь пришёл лежащий в повозке Апраксин:
— Ещё Яхрома есть.
— А ещё Хабаровск есть, — пришли на помощь раненый, что лежал на другом, противоположном краю телеги.
— И Рязань есть, — раздался негромкий бас с телеги, что двигалась перед нами.
В тот момент, когда с той же телеги просветили что у нас в СССР, есть ещё Свердловск, Казань и Астрахань, я понял, что игру в города нужно немедленно сворачивать.
— Всё, всё товарищи, всем спасибо! Игра закончена, — поднял я руки вверх и напомнил: — Не забываем про маскировку.
Красноармейцы расстроено замолчали, а я, понимая, что Апраксин имеет более широкий кругозор, спросил:
— Слушай, а как ты считаешь у нас над Землёй Лун сколько?
— Одна Луна, — удивился тот. — Или ты ещё какую видел? Так это комета может быть.
— Хорошо, тогда другой вопрос: Марс есть?
— Есть. И Венера есть. И Юпитер.
— Так значит у вас все, как и у нас?
— А как же?!
— А дождь? Почему он идёт уже неделю, а то и больше? — решил я застать всех врасплох и поставить все точки над «i».
— Так бывает такое. Природу разве угадаешь? Иногда вообще пол лета дожди идут и тогда бедствия бывают.
— От чего? От сырости?
— Конечно. Урожай-то гниёт, и людям есть нече.
— Ладно. Всё с вами ясно. Получается наш мир, — вздохнул я, почувствовав, как с плеч упал груз тяжести.
Нет, по большому счёту мне было всё равно, наш мир или нет. Я сюда переместился и стал тут жить, а значит, мир этот в момент переселения разума отныне и навеки стал моим. Но всё же, в душе, весть о том, что этот мир не параллельный, а мой старый мир, вселяло радость. Не знаю почему. Радость и всё тут.
Апраксин же в ответ на мою фразу утвердительно закивал:
— Конечно, наш мир, Лёшка. Чей же ещё?! Войну с победой закончим, вернёмся домой и будем жить поживать, да добра наживать. Ох, ребята, как изменится наша жизнь.
— Как? — проявил любопытство Садовский.
— Кардинально, — неожиданно выдал умное слово простоватый Апраксин. — Уверяю вас, робяты, друзья мои, что жизнь будет у нас в сто разов луче, чем теперь.
— Да чем лучше-то? — не успокаивался Садовский.
— А всем! У нас. Как у победителей, будет еды вдоволь, у каждого по дому с хозяйством и коровой, а у тех, кто городской, по семикомнатной квартире, и ещё по автомобилю!
— Да иди ты, размечтался. Ты Роман Петрович ещё скажи, что по самолёту будет.
— Будет, — принял тот вызов. — А почему бы и нет? Всё будет. И самолёты тоже. Что тут в твоих самолётах такого прям этакого?
— Во заливает! Во заливает! — заулыбался тяжело раненый боец, что лежал рядом.
— И ничего не заливаю, — отмахнулся Апраксин. — Говорю вам как есть: будут у нас самолёты, никуда не денемся. Полей под аэродромы у нас в стране видимо-невидимо. Взлетай и садись — не хочу. Вот сейчас, жили б мы, например, в этих краях, так аэродромов здесь понаделать можно было сколько хошь. Одни поля вокруг. Тем более, что и делать-то вообще на некоторых ничего не надо, они уже аэродромами числятся.
Услышав интересную информацию, решил перебить пространные размышления о будущем и поинтересоваться:
— О каком аэродроме ты говоришь?
— Так известно о каком, о том, что возля Мякитского.
— Микитского? Там, что, самый настоящий аэродром со взлётно-посадочной полосой?
— Ну да. Наш аэродром. Его прямо перед войной сделали. Сейчас там, конечно, наверное, немцы, но раньше наш был.
Сведения были более чем интересные. Оставалось прояснить только один небольшой нюанс.
— А ты откуда это знаешь?
— Так мы, считай, в тех местах оборону несколько дней держали. Вот я и зафиксировал ту обстановку, что была вокруг. А потом, когда с боями отступать от Новгорода стали, с этого аэродрома раненых на самолётах вывозили в тыл.
— Слушай, Роман Петрович, а скажи, пожалуйста, он далеко от Троекуровска?
— Да как сказать, относительно не далеко. Пожалуй, вёрст десять, может чуть больше. Точно тебе не скажу. Ты лучше у нашего лейтенанта госбезопасности поспрашай. Ему по должности, вроде как, положено о таких объектах знать.
Совет был дельный и я, несмотря на боль в ногах, ускорил шаг.
Воронцов шёл всё ещё рядом с телегой, на которой лежал Селиванов. Они о чём-то негромко разговаривали.
Я извинился, что перебиваю беседу и попросил Воронцова об аудиенции.
— Ты почему приказ не выполнил?! — насупился тот. — Тебе было приказано отдыхать! Так почему ты на ногах?!
— Это срочно, — ответил я. — Разрешите вас товарищ лейтенант государственной безопасности, отозвать на одну минутку для срочного разговора. Надо поговорить.
— Раз срочно, то говори. Тут все свои, — вступил в разговор комдив и улыбнувшись добавил: — Мы с командиром разведки, даём клятву, что сохраним всё в тайне.
— Да я не про это… Я просто не хотел вас преждевременно информацией загружать. Вдруг она не подтвердиться и тогда…