Неправильный инквизитор, ведьма и сын старосты
Шрифт:
– Золотом сколько? Я только золотом беру.
Коен судорожно сглотнул.
– Золотом… около тридцати где-то… - И губы облизал, ожидая.
– Мало, - сказал Гус. – Я уже другое дело взял, и бросать не буду. Так что, хочешь, иди со мной, и я, может быть, смогу отбить тебя у твари.
– То есть, если бы у меня было больше, ты бы другое дело бросил? – не поверила я.
Гус еще одну травинку сорвал, но на меня не глянул, Коена разглядывая.
– Смотря сколько бы у него было.
– А сколько надо?
Гус плечами пожал.
– Сто сорок прямо сейчас, и я брошу все, пойду с ним.
– Гус! – я возмутилась.
И даже толком не могла понять, что так возмущает. Брать деньги за защиту от тварей? Так мы все три года этим и живем, Гус – так точно, сколько он уже тварей уложил по лесам и болотам.
Или то, что готов одно дело ради другого бросить?
Или просто подначки его не к месту?
– Не дергайся, Эль, - ухмыльнулся Гус, словно мои мысли читая. – У него все равно нет столько, это пустой разговор.
– У меня нет… но… у отца есть, он бы заплатил, - тихо сказал Коен.
– Он бы и больше заплатил…
Губы облизал снова, нервно так.
– И ты бы пошел к отцу после всего? – Гус удивился. – Просить о помощи?
– А какой у меня выбор?
– Умереть достойно! – Гус хохотнул, языком цокнул.
Вот скотина же! Нельзя так с людьми.
– Умереть? За что мне умирать? – У Коена красные пятна на щеках проступили. – Что я сделал?
Гус плечами пожал.
– Ты три года трусливо прятался, - сказал Гус холодно. – Ты ведь не мог не понимать, что мать твоя умерла не просто так. Что это не медведь. Что не все так чисто. И что если три года прошло, то отец уже платил за твою жизнь кровью. Да, может раньше не людей резал, не знаю, но петухов и баранов за человеческую жизнь много надо отдать, не всегда выйдет. Проще вон, ведьму разок…
– Я… не…
На Коена страшно смотреть было.
– Тебе повезло, что Эль твоего отца на месте не убила, - сказал Гус. – А ведь было за что. Иначе бы за тобой уже пришли. А не думал, что может Тодор очухался и какую-нибудь другую девку прирезал, и ты можешь спать спокойно? По крайней мере, еще год.
Коен глубоко вдохнул, пытаясь что-то сказать, выдохнул. Лицо ладонью потер.
– Ты ведь знаешь, - спросил Гус, - что за теми, кто Темному обещан, трижды приходят? И если трижды отобьется, то и свободен. Можешь сам попробовать. Эти твари устойчивы к магии, их только железом, по большому счету, для этого не нужно быть магом. Драться-то умеешь?
– Один я не справлюсь, - глухо сказал Коен.
Гус кивнул, он и не сомневался.
– Вот ж сосунок! – по колену ладонью хлопнул довольно.
– Тогда давай свои тридцать золотых, и я буду очень внимательно охранять тебя.
– Сейчас? А если ничего не будет? Если не придут?
– Считай, тогда просто за охрану в дороге.
– Гус плечами пожал небрежно. – Если сейчас не заплатишь, то когда за тобой придут, я даже с места не сдвинусь. Пусть жрут себе, а твои деньги мне потом все равно достанутся.
Коен зубы сжал до хруста. И кулаки сжал.
Но делать ему нечего, страшно, в угол зажали.
Достал из-за пазухи сверток, достал деньги, и все золото, что было, Гусу протянул. Когда отдавал – рука чуть дрогнула.
– Боишься тварей? – Гус заметил, конечно, фыркнул до крайности снисходительно.
– Гус… - мне не нравилось это. – Нельзя так.
– Нельзя? – удивился он с сарказмом. – С чего бы? Разве не смешно? Здоровый лось такой, а вон, штаны уже обмочил!
– Гус!
– Ладно, - он вздохнул и на ноги вскочил, деньги к себе спрятал. – Нам сейчас еще до Верхнего Торинка надо, там поспрашиваем людей, не видели ли обоз Стефана. И на месте уже посмотрим, куда ниточка от камешка идет. Пока точно в ту сторону. Время терять действительно не стоит. Поэтому, Коен, на, понесешь мои вещи.
И очень серьезно так ему свой рюкзак протянул.
– Что? Почему я? – не понял Коен, глазами хлопнул.
– Потому что Эль такое не допрет.
Протянул ему. Коен взял было, и аж пошатнулся, присел. У Гуса в рюкзаке чего только нет, одних книг штуки четыре. Тяжелый, словно камнями набит, я как-то пыталась поднять, еле с места сдвинула.
– И еще сумку возьми, - Гус с пояса сумку отстегнул.
– А ты?
– А я Марийку понесу. Иначе мы так никуда не дойдем. А в Торинке подумаем, что с ее ногой делать.
– Как понесешь? – Марийка испуганно голос подала, а то сидела тихо, больше слушала.
– На спине, - сказал Гус. – Я присяду, ты меня сзади за шею обхватишь, я тебя за ноги придержу. Только и сама держись крепче. Да не красней ты, нужна ты мне, тебя лапать. Сама не дойдешь. А пока дойдешь, твоего отца, может, уже твари сожрут. Хочешь? Или нам идти, а тебя тут одну бросить?
Марийка на ноги поднялась, головой замотала. Не хочет, чтобы бросали. И тварей не хочет.
– До Торинка? – спросила все равно.
– Ты меня так до Торинка понесешь?
– Да, - сказал Гус очень спокойно. – Ты тощая, полегче моего рюкзака будешь. Ничего. Или, хочешь, тебя Коен понесет?
– Нет, - Марийка аж дернулась испуганно, на Коена взгляд бросила.
– Ну и решили, - согласился Гус.
* * *
Коен шел угрюмо и молча. Видно было, что ему тяжело… И мысли тяжелые в голове, и рюкзак тяжелый за спиной, аж рубашка вся насквозь промокла. Но донес, чего бы ему не донести, парень он крепкий, а Гус с этим рюкзаком и вовсе бегает.
Вот Гусу куда тяжелее. Пусть Марийка и тощая, но не настолько, чтобы ее веса не чувствовать. К вечеру, когда остановились, все лицо у Гуса пошло красными пятнами, шея тоже красная и мокрая, волосы ко лбу липнут. Но попробуй ему скажи что-нибудь, сразу огрызаться начнет.
И когда на полянке остановились, Гус на травку сел, ноги вытянул…
– Сиди, - велела я, - отдыхай. Мы сейчас ужином сами займемся.
Гус хотел было что-то возразить, точно хотел, но только махнул устало. Делайте что хотите.