Шрифт:
В. САПАРИН
НЕПРЕДВИДЕННОЕ ИСПЫТАНИЕ
1
В начале он показался похожим на других практикантов, каких немало побывало в конструкторском бюро Гребнева. Он был так же розовощек, и голубые его глаза взирали на мир с тем же оттенком легкого снисхождения. Как и они, он очень уверенно судил обо всем на свете - об искусственном перемещении планет путем сооружения на них особых мощных двигателей, о пробуривании скважин до центра Земли и тому подобных вещах, которые, на его взгляд, не были осуществлены до сих пор просто потому, что некому было взяться
Он весьма критически оглядел оборудование бюро - с полсотни чертежных роботов, походивших на фантастических длинношеих птиц с тонкими блестящими клювами, и безапелляционно объявил:
– В сущности, ужаснейший анахронизм.
Гребнев и сам знал, что чертежные роботы - не последнее слово техники. Станки, читающие чертежи и казавшиеся еще недавно чудом техники, ныне выходят из употребления. Гораздо проще дать станку все исходные данные, а он уже сам сообразит, что и как надо изготовить.
Но чертежи бывают нужны в некоторых случаях самому Гребневу. В конце концов он человек, а не машина. Он не может представить себе будущую конструкцию, глядя на крошечную катушку с паутинной нитью. Иногда он должен заглянуть в чертеж, а другой раз и собрать сложный узел на модели.
Но как объяснить это человеку, который знает, кажется, решительно обо всем и все понаслышке?
– Попробуйте спроектировать скрепки для сборки узлов станции,-сказал Гребнев просто.
Задание он выбрал самое легкое.
На другой день Гребнев не успел еще позавтракать, когда его вызвал по блок-универсалу инженер Мищенко с Экспериментального завода.
– Слушайте, - сказал Мищенко, его похожие на кустики крыжовника брови ушли далеко на лоб.
– Скажите, сделайте одолжение, чего ради вы заказали сто сорок две тысячи женских головок из пластилита? Вы знаете, я привык ко всяким вашим затеям, но на украшения могли бы пустить и другой материал в конце концов.
Гребнев, в свою очередь, захлопал глазами. Он ничего не понимал.
– Ваш помощник прислал заказ, - Мищенко показал похожую на облатку катушку.
– Я передал его станку. И он начал выдавать вот такие штуки.
Гребнев увидел на экране блок-универсала абрис девичьего лица с прямым тонким носом и круглым, чуть выдающимся подбородком - почти в натуральную величину. Профиль был отштампован из пластилита толщиной в палец.
– Сколько вы их нашлепали?
– спросил Гребнев.
– Штук пятьсот...
– -Остановите станок. А мне пришлите одну.
Когда Гребнев пришел в бюро, женская головка из прочнейшего и легкого пластилита лежала у него на столе.
– Откуда эта прелестная вещица?
– удивился практикант.
– И потом...
– он удивился еще больше,-она мне знакома!
Гребнев минуты две молча разглядывал юношу.
– Послушайте, - сказал он наконец.
– И слушайте меня внимательно: если вам еще раз взбредет а голову рисовать ваших знакомых да чертежах, постарайтесь делать это по крайней мере на полях! Эта машина, - Гребнев кивнул на робота, стоявшего в углу и изготовлявшего на основе чертежей программы для станков, не разбирает, что относится к делу, а что нарисовано просто так, для удовольствия. Она запрограммировала все без исключения, а станок, которому передали заказ, стал делать то, что ему приказали. Я думал, вы знаете принцип устройства автоматов!
Практикант ужасно смутился.
– Ну ладно, вы по крайней мере доказали, что чертежи действительно не всегда удобны, - смягчился Гребнев.
– В конце концов все мы были молоды.
– И он дал практиканту новое задание. Тот взялся за него с пылом и выполнил безукоризненно.
Практикант сказал, что его можно звать просто Костя. Итак, он любил рисовать. Другой его чертой, обнаружившейся тоже с первого дня, была нелюбовь, или, точнее сказать, антипатия, к чертежным роботам. Проявлялась она в самых разных формах. На третий или четвертый день, придя утром в бюро, Гребнев обнаружил, к своему удивлению, что один из роботов работает как одержимый. Он хорошо помнил, что все машины выключил накануне перед уходом. У робота был такой вид, словно он и огорчен и изумлен одновременно. Перед ним стоял на подставке небольшой ящик, соединенный с машиной гибким рукавом.
Походило на то, как если бы чертежная машина всунула хобот в кормушку. Впрочем, это и на самом деле была кормушка, как моментально сообразил Гребнев. Конечно же, сюда практикант сложил подготовленные для робота задания - листки из блокнота. И тот работал всю ночь напролет, изготовляя чертеж за чертежом. Целая кипа их лежала в корзинке сбоку. Листы бумаги уже не умещались в ней и падали на пол. Гребнев подобрал с пола чертежи и стал ожидать, что произойдет дальше.
Практикант появился очень скоро с самым веселым видом.
– Работает?
– кинул он взгляд на робота.
– Ну и пусть работает.
И он приступил к своим делам.
– Это что, эксперимент?
– поинтересовался Гребнев.
– Просто он лучше всех изготовляет фасонные профили. Я и решил: пусть уж над ними работает более квалифицированный чертежник. Что касается остальных... Я бы половину просто выкинул на свалку. Тут есть настоящие тупицы: никакого воображения! Перечерчивают, высунув языки, то, что им заданно. Какие-то заскорузлые чиновники.
– Гм, - неопределенно произнес Гребнев. Некоторых из этих "чиновников" сконструировал он сам когда-то. Тогда, десять или восемь лет назад, они не представлялись ему тупицами. Может быть, стареет он, Гребнев?
А Костя стал передвигать роботов, устанавливая наиболее способных так, чтобы они были под рукой, "тупиц" же загоняя в самые дальние углы. Роботы, старательные чертежные роботы, с которыми была связана часть жизни Гребнева, честные работяги, изведшие не одно ведро туши по его заданиям, выглядели сейчас какими-то беззащитными. Те, до которых еще не добрался практикант, стояли с виноватым видом и словно втянули головы в плечи. А жертвы его неуемного стремления все перестроить по-своему уныло торчали как неприкаянные в новых местах. Привычный уют бюро был нарушен.