Шрифт:
В. САПАРИН
ОРАНЖЕВЫЙ ЗАЯЦ
– Первым моим изобретением, - начал Николай Степанович, - было самодвижущееся пресс-папье.
Он усмехнулся и взял в руки травинку.
Мы лежали у костра под тенью огромного кедра. Сопка напротив напоминала застывшего ящера с мохнатыми боками и зубчатыми позвонками - черными, голыми скалами, торчащими в высоком небе. Нас отделяла от нее неглубокая, но широкая падь с плоским, понижающимся в одну сторону дном, поросшая редким лесом. Мы находились выше этого леса и отчетливо видели в прозрачном воздухе белую палатку среди скал, приблизительно на одном уровне с нашей. Это была вторая группа охотников.
Целые полмесяца мы, городские жители, откомандированные в эту глушь, трудились, не разгибая
Когда проект был готов и у нас оставалось два дня свободных перед отъездом, явилось желание побывать в тайге, которая тянулась отсюда на сотни километров.
И мы отправились "на охоту", то есть попросту на прогулку с ружьями. Среди нас был, правда, один настоящий охотник, геодезист Иннокентий Иванович Макаров. Об этом поразительно метком стрелке в отряде ходили легенды. Он выспросил у немногих местных жителей все, что можно было разузнать о здешней дичи, и, не довольствуясь полученными сведениями, ушел сейчас куда-то на разведку местности. Мы же, утомленные непривычным для нас переходом без дорог, частыми подъемами и спусками, перелезанием через поваленные стволы, с удовольствием ничего не делали.
– Полезно, - говорил Николай Степанович, - встряхнуться немного. А то, кроме счетной линейки, давно уже ничего в руках. Не держал.
У костра, как водится, полагалось рассказать какую-нибудь историю. Но так как мы оба - и Николай Степанович и я - не были охотниками, из книг же черпать забавные случаи считали неудобным, то волей-неволей разговор коснулся более знакомой нам - во всяком случае, Николаю Степановичу - темы: изобретательства.
И вот мой собеседник начал свою историю о пресс-папье. Николай Степанович, когда рассказывал даже о чем-нибудь очень важном, начинал обычно издалека, с присказки, в которой быль перемешивал с небылицами. Я знал эту его манеру и ожидал настоящей "охотничьей" истории.
– Так вот, - продолжал Николай Степанович, грызя травинку и поглядывая на меня, - засело мне это самодвижущееся пресс-папье в голову. Пустяк, конечно, шутка. Но все-таки...
Белка перепрыгнула с соседнего дерева на то, под которым мы лежали. Мелькнул в воздухе рыжий хвост и закачалась веточка.
Я с удовольствием слушал, хотя и знал, что сейчас рассказчик начнет водить меня за нос. Николай Степапович умел как-то незаметно из сфер фантастики переходить к серьезным вещам. К тому же Николай Степанович обладал редкой способностью самые обыкновенные вещи видеть с совершенно необычной стороны (что, по-видимому, здорово помогало ему как изобретателю), а это тоже было интересно.
Николай Степанович задумчиво почесал подбородок взглянул на меня и продолжал:
– В тот же вечер я соорудил самодвижущееся пресс-папье. Я взял кольцо от шарикоподшипника, которое лежало у меня на столе как бесполезное украшение, а внутрь его поместил часовой механизм, и он пополз там, цепляясь своими зубчатками. Затея так увлекла меня, что сгоряча я даже готов был пожертвовать для нее будильник, но, к счастью, в ящике с хламом нашел поломанные часы с восьмисуточным заводом, у которых уцелела пружина. Все эти мертвые вещи ожили у меня в руках. Пресс-папье, обтянутое лентой промокательной бумаги, неутомимо бродило по столу, промокая, чего придется. Но, - Николай Степанович вздохнул, - оно пыталось все время удрать на пол. Пришлось приделать к нему специальное приспособление, которое останавливало его у края стола и заставляло "поворачивать оглобли".
Белочка показалась из вороха хвои, где она копошилась. Зверек, склонив голову на бок, замер, словно прислушиваясь к тому, что рассказывал внизу один "охотник" другому.
– Я перестал вскоре думать о своем шуточном "изобретении", - продолжал рассказчик.
– В конце концов это была только забавная игрушка, у меня же тогда нашлись дела поважнее. И знаете, когда я вспомнил про свои
– Когда?
– Был в моей практике однажды интересный случай. Производили мы геологоразведочные работы в степи. Наш отряд был разбит на две партии и разделял нас глубокий и очень длинный овраг. Мы работали на разных "берегах", видели друг друга, а связь поддерживали... с помощью радио. Но ведь по радио не пошлешь продукты, чертежи, инструменты... Пешего посыльного, которого пришлось один раз срочно отправить, мы опускали в овраг и вытаскивали оттуда на веревках. Объезжать же нужно было очень далеко.
И вот кому-то пришла мысль: использовать связную собаку. Мы достали в соседнем совхозе овчарку, и пес бегал через овраг, как исправный почтальон. Он даже придерживался определенного маршрута, выбирая места, где ему легче было карабкаться.
Я тогда подумал: хорошо, что выручила собака. Но как все-таки странно, что современная техника не располагает средством для решения подобной простой задачи!
И я вспомнил про свое самодвижущееся пресс-папье...
Рассказчик замолчал, сунул руку в карман (это был тот самый момент, когда всякий рассказчик, верный традиции, закуривает папиросу), вынул смятую папиросную коробку и с досадой бросил ее в костер: коробка была пуста.
Вдруг он улыбнулся.
– Что же эта я...
– сказал он, как бы размышляя вслух.
– Чудак какой...
И, став на колени, полез в палатку, натянутую низко, по-охотничьи. Немного повозился там и появился, также на четвереньках, толкая перед собой увязанный в тюк рюкзак, чем напомнил мне большого жука.
Усевшись на камень. Николай Степанович принялся отстегивать ремешки рюкзака. Я ожидал, что он вынет папиросы, но, к моему удивлению, он вытащил... зайца да вдобавок еще не настоящего, а игрушечного. Впрочем, для игрушки он был слишком велик. Это был крупный русак в натуральную величину или даже побольше.
– А я и не знал.
– заметил я, - что вы принадлежите к тому типу охотников, которые, не надеясь на себя, запасаются трофеями заранее.
– Ну, нет.
– вообразил Николай Степанович, беря своего зайца заправским охотничьим жестом за уши, в природе таких зайцев не наблюдается. Это особенный.
Он отодвинул какую-то крышечку в голове зайца и надавил кнопку. Заяц немедленно взметнул ногами и стал вырываться из рук Николая Степановича.
– Тише, тише, - сказал он почти нежно, выключая механизм.
– Посиди спокойно.
– В чем же тут фокус?
– спросил я довольно нетерпеливо. Я знал, что Николай Степанович был серьезный человек и, конечно, не ради шутки тащил в мешке эту игрушку.
– В задних ногах, - ответил Николай Степанович и повернул своего сделанного из металла и покрытого пластмассой зайца, чтобы дать мне возможность обозреть эту примечательную деталь. Ноги, впрочем, были как ноги такие же, как у всех зайцев, только искусственные.
– Конечно, колесо было гениальным изобретением, - продолжал Николай Степанович (пока я безуспешно соображал, к чему он все это говорит), - человек может гордиться, но колесо с первого же дня своего существования потребовало дорог. В сущности, все современные дороги, автострады и железнодорожные магистрали вызваны к жизни изобретением колеса. Но иногда важно как раз уменье обходиться без дорог. Чтобы передвигаться по бездорожью, русский изобретатель Блинов в конце прошлого века придумал гусеницу и построил первый в мире гусеничный трактор. Но гусеницы дают хороший эффект только тогда, когда они крупного размера и, следовательно, поставлены на большой машине - тракторе, танке, вездеходе. В природе, обратите внимание, колесо встречается только как исключение. Ноги - вот типичный способ передвижения по неровному месту, и конструкторам нет основании совсем отвергать этот принцип. У нас есть "шагающие" экскаваторы, которые ходят по таким болотам, где не могут пройти ни колесо, ни гусеница. Почему бы не создавать для некоторых целей бегающие машины?