Объект 21
Шрифт:
В. САПАРИН
Объект 21
I
Вскоре после окончания войны мне пришлось отправиться в командировку на Крайний Север.
В то время заполярные трассы не были так оснащены аэронавигационным оборудованием, как теперь, и в пути нередко случались непредвиденные остановки. Непогода заставила нас приземлиться у бухты Капризной, где обычно никто никогда не садился, - тут была только запасная площадка. Собственно, в районе самой бухты, где с трудом сел наш тяжелый самолет, погода была прекрасной светило солнце, на светло-голубом
Закрепив самолет тросами, мы - трое пассажиров, летчик и бортмеханик направились к поселку, расположенному в нескольких километрах от аэродрома.
Весь поселок состоял из пяти домиков на берегу глубоко вдавшейся в сушу бухты, окруженной горами. Здесь размещались радиомаяк, метеостанция и жилье для людей.
До поздней ночи просидели мы у гостеприимных хозяев, рассказывая о том, что делается на Большой земле. Было уже два часа ночи, когда мы разошлись по своим комнатам в отведенном для нас отдельном домике.
Встав утром, я быстро проделал свои десять упражнений, которые я не забываю выполнить в любой обстановке, так же как чищу зубы, и, вооружившись зубной щеткой и мылом, вышел в коридор. Хлопнула дверь, и в коридоре показался широкоплечий мужчина с крепкими мускулистыми руками, с полотенцем, переброшенным через шею. Это был инженер Геннадий Степанович Смирнов, один из двух моих спутников по самолету.
– Привет!
– воскликнул он и потряс мою руку с таким ожесточением, точно испытывал ее на прочность.
– Вы тоже купаться?
Я взглянул в окна. Замкнутая высокими горами, в сотне шагов от дома лежала бухта почти правильной овальной формы. Поверхность ее была нежно-бирюзового цвета, гладкая, как натянутый шелк, с легкими морщинками от набегавшего ветра, исчезающими тут же на глазах.
У берега виднелся пловучий помост. На перилах висела мохнатая купальная простыня. Рядом чуть покачивалась легкая лодочка.
– Вот и отлично, - гремел энергичный бас инженера.
– Сейчас мы нашего юношу разбудим.
– Довольно спать!
– кричал он, стуча в дверь комнаты третьего пассажира, молодого сотрудника научно-исследовательского института, тоже имевшего какие-то дела в Арктике.
В двери появился хозяин комнаты. Со своим тонким, бледным, всегда тщательно выбритым лицом, он действительно походил на юношу. И сейчас он только что побрился и вытирал лицо мокрым полотенцем.
Предложение искупаться он встретил без возражения и без удивления.
Мы зашагали к мосткам.
II
Вода оказалась гораздо холоднее, чем можно было подумать, глядя на нее издали, едва окунувшись, я тут же выскочил на мостки. У меня захватило дух. Хотя в этих местах, как мне говорили, проходило вдоль берегов теплое течение, у меня было такое ощущение, будто я нырнул в прорубь. Инженер позволил себе поплавать с минуту, фыркая и
Голубенцов спустился в воду по ступенькам лестницы с видом человека, проделывающего некий физический опыт. Его худощавое мускулистое тело оказалось совершенно равнодушным к температуре. Когда он, не спеша окунувшись, так же методически поднялся на мостки, оно почти не изменило своего бледного цвета.
Купание освежило нас, а обтирание разогрело.
– А не прокатиться ли на лодочке?
– предложил инженер.
– Перед завтраком. Полчасика веслами поработать. Чудесно!
– соблазнял он.
Инженер прыгнул в шлюпку и стал разбирать весла. Я последовал за ним. Голубенцов, не говоря ни слова, шагнул за мной.
Смирнов, в белой майке, с голыми по плечи руками, греб крупными взмахами, с видимым удовольствием напрягая свою богатую мускулатуру. Меня тоже разобрал спортивный азарт: ведь я родился и вырос на Волге; я взял в руки кормовое весло и стал рулить на середину бухты.
Голубенцов сидел на банке в позе пассажира. Мы отплыли уже на порядочное расстояние, когда на берегу показались человеческие фигуры. Люди у мостков что-то нам кричали и махали руками, но мы не могли понять их сигналов.
– Должно быть, скоро отлет, - предположил я.
– Ну что ж, вернемся, - с сожалением произнес инженер.
– Еще пять минуточек, - попросил вдруг Голубенцов. Он сказал это каким-то детским умоляющим тоном, совершенно не похожим на его спокойную манеру разговаривать. Свесившись за борт лодки, "юноша" рассматривал что-то с большим интересом в прозрачных глубинах.
– Перекур на пять минут, - объявил инженер.
– А там - плывем к берегу.
И он принялся свертывать папиросу.
Голубенцов продолжал внимательно изучать дно бухты. Я не спеша осматривал окрестности. Неожиданно я заметил, что мостки у берега вместе с машущими нам людьми медленно отодвигаются.
– Мы плывем!
– воскликнул я.
Действительно, шлюпка явственно двигалась к выходу из бухты.
– Вот отчего мне так легко было грести!
– воскликнул инженер.
– Оно, должно быть, давно уже началось, это течение.
Голубенцов поднял голову от воды.
– Отлив, - спокойно констатировал он. Очевидно, он еще раньше заметил это явление.
Вода сразу изменилась в бухте. Цвет ее стал более мрачный, отливающий металлом. И только что спокойная поверхность пришла в движение, словно в закипающем котле.
Это почти замкнутое озеро соединялось с морем узкими "воротами". Сюда-то и направлялась наша лодка.
– А ну, поворачиваем!
– скомандовал инженер.
– Да поживее, если мы не хотим очутиться в открытом море.
Я развернул лодку и поставил ее носом против течения. Геннадий Степанович налег на весла. Но было уже поздно: течение тащило нас с огромной силой.