Непридуманные истории (сборник)
Шрифт:
– Что с тобой? Что случилось? – окружив Андрейку, спрашивали они.
– У меня… у меня… – повторял он, всхлипывая.
– Да что у тебя? – недоумевали дети.
– У меня нет крестика. – И Андрейка заплакал еще громче.
Все облегченно вздохнули.
– Хочешь, я тебе свой отдам, – с готовностью стал с себя снимать крестик Вася.
– Погоди, сынок, – сказала ему мама, – этот крестик тебе дали при крещении. Андрейке мы купим новый крестик. Ты у нас как, крещеный? – обратилась она к Андрейке.
Тот поднял заплаканное лицо на Анну.
– Не знаю.
– Ну, тебе мама твоя чего-нибудь говорила, есть ли у тебя крестный?
Андрейка отрицательно замотал головой.
– Раз так, то мы с тобой завтра пойдем в Покровский собор и посоветуемся с батюшкой. Он тебя окрестит и сразу повесит на шею такой же, как у детей, крестик.
– А кто у него будет крестным? – спросила Варя.
– Вася его привел, он пусть и будет крестным, – сказала мама. – Ты как, Вася, согласен?
Тот пожал плечами:
– Не знаю, а что должен делать крестный?
– Крестный должен воспитывать крестника, чтобы тот стал настоящим христианином.
– Да я сам не знаю, как быть настоящим христианином, – признался Вася.
– Мы все с вами мало что знаем, – улыбнулась мама, – так что будем учиться все вместе. А Бог нам обязательно поможет.
Март 2005. Самара
Вика с Безымянки
Выйдя из дверей барака, Вика, опасливо оглянувшись по сторонам и убедившись, что во дворе никого нет, облегченно вздохнула. «Может, мне пойти на свою остановку, а не шлепать вкруголя?» – подумала она.
– Это ты куда в такую рань собралась? – услышала Вика голос соседки Екатерины Матвеевны, и сердце ее затрепетало, как у пойманного кошкой воробышка.
– Да так, погулять… – пролепетала девочка.
– Погулять? – удивленно протянула Екатерина Матвеевна, оценивая взглядом новое ситцевое платье в горошек, недавно сшитое Вике. – Да ты прямо как на бал вырядилась, только кто сейчас в шесть утра, да еще в воскресенье, твои наряды увидит? Разве петухи безымянские, они-то уж, поди, встали.
Довольная своей шуткой, она направилась к общественному туалету, волоча огромные калоши, надетые на босу ногу, похохатывая на ходу:
– Ну надо же, погулять. Мать ненормальная, и дочка в нее пошла. Вот семейка, недаром, видать, Виктор от них сбежал.
Вика вначале было перевела дух от испуга, но, расслышав последние слова тети Кати, чуть не расплакалась от обиды.
Виктор – это ее отец, которого она очень любила, да и сейчас любит не меньше, хотя он ушел к другой тете. Как было хорошо раньше! Жили они дружно, весело. В бараке у них – большая уютная комната. Здесь же, на Безымянке, она родилась в победном сорок пятом году, да еще 9 Мая. Папа назвал ее Викторией, что в переводе означает Победа. С дочерью у папы были особые отношения: она в нем души не чаяла, а он ее баловал, что несколько сердило маму, которая в делах воспитания была непримиримой к любым отступлениям от правил.
Дом мама содержала в строгом христианском благочестии. Неукоснительно соблюдались все посты и обычаи, усвоенные ею от своих родителей, крепкой крестьянской семьи из-под Пензы. Когда отец делал матери предложение, она поставила ему непременное условие, чтобы Бога чтить и законы Его блюсти. Папа не возражал, даже иногда сам с ними в церковь ходил. Под Пасху, раз в год, обязательно причащался.
Потом что-то в их семейных отношениях дало трещину. Мама объясняла Вике это тем, что лукавый восстал на семью, позавидовав христианскому житию. И естественно, говорила мама, ударил нечистый в самое слабое место – в отца. Стал его через начальство восхвалять как лучшего работника авиационного завода, передовика производства. Наградили отца грамотой и бесплатной путевкой в санаторий. Там, в санатории, искуситель рода человеческого подсунул папе женщину-соблазнительницу, сгубившую его душу.
Вика помнит день расставания с отцом. Он пришел пьяный, когда они читали вечерние молитвы перед сном. Зашел в комнату, дыхнув винным перегаром, и уселся на стул у стола, как был – в уличной одежде и обуви. Видя, что на него не реагируют, отец, громко хмыкнув, произнес с издевкой:
– Что, с Богом беседуете, а со мной разговаривать не желаете?
Мама, спокойно отложив молитвослов, решительно повернулась к отцу:
– А ты для храбрости поддал, чтобы признаться, что к этой блуднице ходишь? Так об этом уже весь сборочный цех знает, если не весь завод. Вот и иди к ней жить, а в мой дом нечего грязь носить! – и она указала на чемодан с его вещами.
Папа, вначале стушевавшись от этих слов, взялся было за ручку чемодана, но вдруг, бросив его, закричал:
– А мне надоело, каждый день только и слышишь: «Господи, помилуй, Господи, помилуй…» Устроили тут богадельню, понимаешь ли. Человек сам своей судьбы хозяин! Человек, между прочим, звучит гордо!
– Напился, несешь разную чушь, – перебила его мама. – На митингах своих это будешь говорить, а сейчас – скатертью дорога к своей потаскухе.
– Не смей так говорить об этой женщине! – закричал яростно отец и кинулся на мать с кулаками.
Тут Вика решительно встала между мамой и отцом. Наткнувшись на взгляд дочери, он застыл на месте, увидев в нем одновременно и страх, и горький упрек. Опустив кулаки, отец, как бы оправдываясь перед ней, пробормотал:
– А чего она так людей оскорбляет, никакая она не потаскуха, обыкновенная женщина.
– А как же ее назвать, если она чужих мужей уводит?! – в сердцах выкрикнула мама.
– Я сам ухожу, – как-то обреченно сказал отец и, взяв чемодан, направился к двери. Уже в дверях он обернулся: – Прости, доченька, своего папу.
Вика дернулась было к отцу, но мать решительно удержала ее за плечо. Как только дверь захлопнулась, мать упала на кровать и зарыдала. Она проплакала всю ночь, а утром после прочтения молитв сказала:
– Все, доченька, теперь знай: папа погиб. У тебя нет отца, а у меня нет мужа, но Бог милостивый, проживем одни. О нем надо забыть.
Вика молча обняла ее, детское сердце подсказывало, что маме очень тяжело и нужна ее поддержка. Хотя ей самой было не легче: она никак не могла примириться с мыслью, что у нее нет больше отца.