Непридуманные истории (сборник)
Шрифт:
– Приход у нас небогатый, а храм большой, его содержать трудно, да и прокормиться – деток-то у меня семеро.
Тут я, увидев, что на склад в это время хочет пройти другой священник, подойдя к нему под благословение, сказал:
– Простите, отче, сейчас очередь этого батюшки.
Тот, недовольно глянув на свои часы, пробормотал:
– Ради Бога, я не против, хотя очень спешу.
Батюшка на удивление очень быстро вышел со склада, неся только одну пачку свечей. Подойдя ко мне, он спросил:
– Как ваше святое имя, чтобы помянуть в молитве?
– Меня зовут Алексием, а вас, батюшка, как звать и где вы служите?
– Недостойный иерей Михаил Баженов, а служу я в селе Образово, в трех днях ходьбы отсюда.
– Так вы что же, туда пешком ходите? – воскликнул я. – Ну машины нет – это понятно, велосипед бы купили.
– Что вы, на велосипед еще заработать надо, это мне не по карману. И на автобус билет надо купить, а это тоже денег немалых стоит.
– Да, кстати, отец Михаил, скажите мне, пожалуйста, юродивый Гришка у вас находится?
– Зимовал у меня, а сейчас, после Пасхи, ушел.
– А что, он действительно юродивый или притворяется?
– Что вы, Алексий, как можно так думать! Григорий – святой человек, в этом даже сомневаться грех. Он у нас около храма источник с целительной водой открыл.
– То есть как открыл?
– Это давно было, лет десять назад. Я его тогда еще не знал, и он к нам первый раз пришел. Заходит ко мне во двор и говорит: «Дай-ка мне, поп Мишка, воды попить».
Я сразу смекнул, что юродивый передо мной стоит: кто еще меня «поп Мишка» будет называть? Прихожане отцом Михаилом зовут, а нецерковные люди – Михаилом Степановичем. Я вынес ему ковшик воды и в дом на чай пригласил. Но он пить не стал. «Плохая у тебя вода, – говорит, – а на чай тем более не годится. Давай лопату мне, да поживей, я пить сильно хочу». Я удивился, конечно, но лопату вынес. Он походил с лопатой вокруг храма, потом воткнул ее в одном месте и говорит: «Копай, Мишка, здесь будем сокровище с тобой искать. Ты покопай, а я посижу рядом, а то пока искал, утомился очень». Я даже и перечить не подумал, раз юродивый говорит, значит, что-нибудь там найдем. Пока я копал, он рядом на травке лежит, только подбадривает меня: «Копай-копай, Мишка, найдешь золотишко».
Выкопал я больше своего роста, день уж к вечеру клонится. Матушка несколько раз подходила, беспокоится, чего это я делаю. Уж совсем стемнело. Гришка мне говорит: «Хватит копать, уж пора спать».
Хотя я ничего не нашел, но, думаю, не зря копал, наверное, в этом какой-то смысл есть, мне еще непонятный. Пригласил с собой в дом Григория на ужин. Тот говорит: «Ужин мне не нужен, дай краюху хлеба».
В дом тоже не пошел. «Я, – говорит, – здесь, среди тварей бессловесных заночую».
Утром я проснулся, пошел к яме, а она – полная воды. Да такая вкусная вода, прямо сладкая, как мед. Стало быть, мы до источника святого с Григорием докопались. Теперь сами судите, Алексий, настоящий он юродивый или обманщик.
Мы распрощались с отцом Михаилом, я дал обещание приехать к нему летом, когда будет отпуск, на его престольный праздник – Казанской иконы Божией Матери.
Обычно я уходил в отпуск после Петрова дня, так как в это же время брал отпуск наш настоятель. Здоровье мое, несмотря на молодые годы, оставляло желать лучшего. Я с рождения страдал сердечной недостаточностью. Но в этом году как-то все обострилось, и супруга моя настоятельно потребовала, чтобы я поехал на курорт, в кардиолечебницу, укрепить свое здоровье. Мне же очень хотелось съездить в Питер, чтобы там в библиотеке семинарии переписать для хора новые партитуры да и повстречаться с друзьями времен моей студенческой юности. Но, уступая настоянию своей жены, я согласился ехать на курорт, взяв с нее обещание, что на следующий год, если будем живы, то поедем непременно в Питер. После службы на праздник первоверховных апостолов Петра и Павла я зашел в нашу церковную бухгалтерию, чтобы получить зарплату и отпускные деньги. А когда вышел из бухгалтерии, увидел во дворе Гришку, как всегда окруженного прихожанами. Увидев меня, он разулыбался и, бесцеремонно растолкав бабушек, направился ко мне:
– Ну, Леха, ты – человек грамотный, растолкуй мне про эту тетку, что все свое имение на врачей растратила, а вылечиться так и не вылечилась.
– Какую тетку? – удивился я.
– Ну ту самую, о которой в Евангелии написано.
– А-а, – протянул я, когда до меня дошло, о каком евангельском эпизоде говорит Гришка. – А что там растолковывать? У земных врачей вылечиться не смогла, а прикоснулась к Христовым одеждам – и вылечилась.
– Вот-вот, правильно говоришь, только прикоснулась; некоторым бы тоже не мешало прикоснуться. А этим, на которых мы имение тратим, Господь сказал: «Врачу, исцелися сам». Вот оно как получается, Леха. Так что айда с тобой вместе прикасаться.
Сердце мое радостно забилось, я сразу поверил, что никакие врачи и никакие курорты мне не нужны. При этом поверил: пойду с Гришкой – и обязательно исцелюсь. Даже не спрашивая, куда надо идти, я воскликнул:
– Пойдемте, Григорий Александрович.
Гришка стал испуганно оглядываться кругом:
– Это ты кого, Леха, кличешь? Какого Григория Александровича? Его здесь нет.
Потом, нагнувшись к моему уху, прошептал:
– Я тебе только, Леха, по большому секрету скажу: Григорий Александрович помер. Да не своей смертью, – он еще раз оглянулся кругом и опять зашептал: – Это я его убил, только ты никому не говори, а то меня опять в милицию заберут и посадят.
Я с удивлением посмотрел на Гришку, подумав: «Неужели действительно душевнобольной?»
– Да-да, Леха, не сомневайся, заберут и посадят, у них за этим дело не станет, – он засмеялся, – гы-гы-гы.
Когда он смеялся, я внимательно смотрел на него, и меня поразило, что в его глазах я не увидел веселья, которое должно было, по сути, сопровождать смех. Нет, в глазах его была печаль, даже я бы сказал – какая-то скорбь. И тогда я вдруг понял, что это не смех слабоумного человека, а рыдания того, кто видит страшную наготу действительности, сокрытую от «мудрых века сего».
– Ну дак как теперь, Леха, когда ты узнал правду, пойдешь со мной или передумал? – И он, сощурив глаза, продолжая гыгыкать, смотрел на меня, ожидая ответа.
Я стоял в растерянности и не знал, что ответить. Но потом все же решительно сказал:
– Не передумал, пойду.
– Вот и хорошо, через пять деньков раненько приходи к церкви. Путь неблизок.
Тогда я вдруг решил спросить:
– А куда мы пойдем?
– Куда пойдем, говоришь? Сам ведь обещал, а теперь забыл небось? К попу Мишке пойдем, он тебя ждет.