Неприкаянная душа
Шрифт:
— Дальше ты пойдешь одна, — внезапно проронил Хесед, отступая на шаг от смрадного зева, который несколько минут назад проглотил две несчастные жертвы. — Жителям Рая вход туда строго запрещен.
— Боюсь, — непроизвольно прошептали мои потрескавшиеся от холода, непослушные губы, казалось, существующие отдельно от самого организма.
— Я буду ждать тебя здесь, — лаская меня глазами, молвил ангел, — иди.
И я побрела туда, куда еще не ступала нога живого человека, я пошла к той, которая ненавидела меня при жизни, чтобы попросить у нее прощения.
ГЛАВА 39
ПРОЩЕНИЕ
Тысячи
— Вперед, только вперед, — до судорог стиснув зубы, гипнотизировала я свое израненное тело и машинально переставляла непослушные распухшие стопы.
В пещере вечных мучеников царил зловещий полумрак, дозволяющий избранным смельчакам оценить по достоинству феноменальные местные достопримечательности. Объемные желтоватые сосульки свисали с ее осклизлых стен, благоухая многодневной мочой тяжелобольного человека. Да, здесь содержались те, кого отвергли все адовы инстанции, выбросив за свои отвратительные пороги. Глубокая яма преградила мне путь, и только милость божья не дала соскользнуть в пропасть, чтобы навсегда оставить на ее губительном дне неразумную ученицу, не выполнившую обещания, данного любимому Учителю.
— Кто там? — раздался из темноты подземелья жалобный женский голосок.
— Я ищу Жанну! — страшась, что обитающая в бездне грешница меня не услышит, закричала я.
— Она дальше, — простонала горемычная. — Поговорите со мной, сударыня.
— Извините, но мне некогда, — стараясь успокоить сердечные спазмы, присела на корточки я.
— Здесь очень холодно, — всхлипнула незнакомка. — Болит голова, зубы, сердце, ноги, руки. То, из-за чего я попала сюда — сущая ерунда, мгновенный порыв, не более. Но за этот мгновенный порыв я расплачиваюсь уже около сотни лет.
Щелкающий хруст под туфельками заставил меня оцепенеть на минуту, но и этой минуты стало достаточно, чтобы, не разбирая дороги, рвануть вперед. Жирные тараканы в неимоверном количестве копошились на нижнем этаже Ада. Откуда ни возьмись, ледяной, скользкий обруч замкнулся на моей шее, чтобы обвиться вокруг нее непроницаемым, удушающим кольцом: огромный питон с нескрываемым вожделением заглядывал в мои расширенные от ужаса зрачки. Вспомнив наказ нежного Иисуса, я поднатужилась и скинула гадкое пресмыкающееся на дно близлежащей пропасти, откуда послышался нечеловеческий вопль, проклинающий и жуткий. Ямы, ямы, ямы виднелись там и сям, но в какой из них находится бедная сестричка, я не знала.
— Жанна! — крикнула я, не надеясь на удачу, и удача на этот раз повернулась ко мне лицом.
— Алиса, — еле слышно откликнулся любимый, родной голосок.
— Где ты, солнышко? — панически боясь упустить связующую нас нить, прорыдала я.
— Здесь, недалеко, справа от тебя, — немедленно отозвалась несчастная.
«Ты помазана кровью Господа», — снова вспомнила я слова Хеседа.
Да, никто не посмеет причинить мне зло!
Наклонившись над пропастью, на которую указала Жанна, я задрожала от ужаса: в десятиметровой дыре копошилось нечто худое и жалкое. Поднимая костлявые ручонки, и, наверное, сдирая в кровь ногти, скользящие по сопливой поверхности вечного дома, отвратительное существо, недавно, еще в гробу, напоминающее мою сестру, старалось приблизиться к нежданной посетительнице.
— Сестренка, — вглядываясь в бедняжку, заплакала я, — прости меня, дорогая. Я очень виновата перед тобой.
— Это ты прости меня, — после небольшой паузы нерешительно возразила она.
— Я никогда не задумывалась, как было тебе плохо, когда шла с очередным парнем в кино или на танцы. Гордыня мешала мне понять твое горе, а ты страдала, — продолжала рыдать я.
— Я страдала, — с готовностью откликнулась пленница.
Ее горечь, будто ножом, полоснула по моим напряженным нервам, разбрасывая в разные стороны, словно кровяные брызги, невероятное, немыслимое отчаяние.
— Я люблю тебя! — наводняя окружающее пространство непривычным для этих мест гулким эхом, закричала я.
Напуганная дерзким звуком, обошедшим все ее закоулки, извещающим отнюдь не об обыденных отрицательных эмоциях, мерзостная пещера ухнула и передернулась от отвращения к самой себе, а затем полила потоки желтоватой, благоухающей аммиаком, тошнотворной жидкости на головы обитателей ям.
— Не поверишь, но только здесь я осознала, как была не права по отношению к тебе, — с жадностью подставляя чумазое лицо под омерзительные уриновые струи, провыла пораженная грешница. — Мучаясь от физической боли, похожей на родовые муки, я поняла, что, сгорая от ненависти и зависти, земную жизнь прожила напрасно. Я сама погубила себя, а потому признана Высшим судом самоубийцей. Даже в мире теней я пыталась сделать единственной сестре зло только потому, что Макс выбрал ее.
Шустрые тараканы заползли за ворот норковой шубки и безнаказанно щекотали обожженную неведомыми тварями шею; змея привела кавалера и ползала у моих ног, стараясь прокусить кожаные лодочки.
— Я не уводила Ветрова! — покачала головой я. — Он вероломно похитил меня и утащил в семнадцатый век! По его вине я потеряла мужа и оказалась в средневековой Франции пленницей маньяка, по его воле я побывала в руках римского палача! Макс — не человек, он — дух Страшная Сила!
— Знаю. Вы любите друг друга, — простонала ревнивица.
— Нет, — с покаянием вспоминая ночи, наполненные безумием и греховностью, категорически заявила я. — Он причинил мне слишком много горя!
— И все же будь счастлива, Алисонька.
Уронив голову на руки, Жанна замолчала.
— Тебе плохо, я вижу, что тебе очень плохо, но помочь не могу, а потому не будет мне впредь счастья, — вздрогнув от ее слов, запричитала я.
— Любая боль стерпится, если нет гадов и прусаков, — словно в детстве, пожаловалась мне сестричка. — Они мешают спать, думать, рассуждать. А еще эта скользкая яма и одиночество! Нет ничего страшнее одиночества, Алиса. О, если бы Господь сжалился надо мной и послал мне напарницу!