Шрифт:
Annotation
Сабина Грубер — известная австрийская писательница, поэтесса, драматург и эссеист, лауреат многих литературных премий. «Неприкаянные» (1996) — первый ее роман, сразу обративший на себя внимание публики и литературной критики. Герои книги, брат и сестра из Южного Тироля, уезжают из родных мест: он — в Вену, она — в Венецию, из любви или безрассудства, только бы спастись от гнетущего одиночества. Однако в конце концов они понимают, что тот, у кого не было настоящего дома на родине, не построит его ни в каком другом месте.
Сабина Грубер
Коротко об авторе
НЕПРИКАЯННЫЕ
Глава первая
Глава вторая
Глава третья
Глава четвертая
Глава
notes
1
2
3
4
5
6
7
8
9
10
11
12
13
14
15
Сабина Грубер
Коротко об авторе
Сабина Грубер — известная австрийская писательница, драматург и эссеист, лауреат многих литературных премий. Родилась в г. Мерано, в той части Тироля, которая ранее принадлежала Австрии, а в начале XX века отошла к Италии. Изучала германистику, историю и политологию в университетах Инсбрука и Вены. После окончания преподавала немецкий язык в Венецианском университете, затем в Клагенфурте. По словам самой С. Грубер, ее сформировали две культуры: немецкая и итальянская. Поэтому, несмотря на родной немецкий язык, ее все время тянет в Италию.
Не случайно герои первого романа Сабины Грубер «Неприкаянные» (1996), родившиеся на севере Италии, уезжают, спасаясь от гнетущего их одиночества, в Вену, а потом в Венецию. Этот роман С. Грубер назвала редким и почти неупотребляемым словом «Aush"ausige», однако смысл его понятен: речь идет о людях, которые по собственной воле покинули родное гнездо и пытаются обосноваться где-то еще, но везде остаются чужаками.
С. Грубер избегает последовательного изложения событий. В ее книге сменяют друг друга на первый взгляд совершенно разрозненные эпизоды, настоящее перемежается прошлым; главные герои говорят, перебивая друг друга, и не всегда легко определить, кто есть кто, а может быть, это сам автор. Критик журнала «Ди брюкке» Петер Хандке написал о романе: «То, что столь многое остается открытым и лишь слегка затронуто, наполняет всю вещь ветром и светом».
Сейчас Сабина Грубер живет в Вене и пишет новый роман под рабочим названием «Предположение».
_________________
Издательство благодарит Отдел культуры Управления Федерального канцлера Австрии (ВКА) и издательство «Визер» за поддержку в издании этой книги.
Герои романа, неприкаянные, бегут от одиночества, чтобы наконец понять: тот, у кого не было настоящего дома на родине, не построит его ни в каком другом месте.
«Нойе цюрихер цайтунг»
НЕПРИКАЯННЫЕ
Посвящается
Аннемари Монауни Грубер
и Францу Томасу Майзлю
Глава первая
1
Вот, начинается, думает Рита, сейчас Эннио склонится над столом, смахнет прибор, тарелка с рыбьими костями перевернется, тут он всем телом наляжет на столешницу, дотянется до радиоприемника и примется рыскать по разным каналам, пока не поймает воскресную станцию и возгласы «гол!», «офсайд!» снова не заставят ее насторожиться и ждать. Только когда матч закончится и рюмки и тарелки снова окажутся в безопасности, она сможет покинуть свой пост, а он будет и дальше крутить ручки настройки или выключит радио вообще.
Рита надеется, что он уйдет из кухни, но он остается сидеть напротив нее, руки молитвенно сложены у подбородка, голова опирается на согнутые большие пальцы; и будто ее здесь нет
У Риты не остается времени его отчитать: Эннио встает, чуть не падая ничком, словно не может устоять перед ее взглядом, но резко выпрямляется, чтобы оттолкнуться от нее, почерпнуть у нее силы пройти расстояние от кухонного стола до спальни, которое он одолевает с трудом, волоча за собой непослушные ноги, натыкаясь на мебель и притолоку.
Оставшись наедине со стульями, она думает: а что, если бы всего этого времени, всех этих лет не было, если бы она взяла и убила его, намеренно и коварно ударила бы и била до тех пор, пока голова у него не свесилась бы на грудь, не дернулась в последний раз. Избавясь от этого медленно разлагающегося, непрестанно пахнущего рыбой тела, она бы еще раз отважилась прорваться в жизнь. Но пока она мысленно отправляет Эннио в землю, он с храпом восстает к жизни: холм на постели шевелится, посреди анютиных глазок и хризантем вылезает наружу ступня. Опрокидывается ваза, свеча перестает мерцать.
Когда Рита на цыпочках выходит из дома, уже темно. Она сворачивает не в тот переулок, озирается: в свете лампочки над входной дверью копаются в мусоре кошки, разорванные мешки устилают ее путь. Немного подальше она останавливается перед дверью бара, высматривает за стойкой очертания некой фигуры. Никогда бы не вошла она в это заведение одна, не смогла бы выдержать устремленные на нее взгляды. Заслышав шаги, она поворачивает голову в сторону тупика и роется в сумочке. В условленное время скрипит дверь, она идет на несколько шагов впереди, он молча следует за нею. Если кто-нибудь пойдет за ним следом, то увидит, как между его ногами мелькают ноги Риты; кажется, будто его огромная тень поглощает ее сзади, его уверенная поступь определяет скорость ее шагов. Ступени последнего моста он берет в несколько прыжков и тем выбивает ее из ритма. Едва она успевает дойти до арки проходного двора, как его лицо уже нависает над ее лицом, он хватает ее — это его приветствие. Из кармана брюк он достает связку ключей, позвякивает ими у нее над ухом и приглашает следовать за ним.
Здешний хозяин — клиент моего мужа, говорит Рита. Она находит это заведение безвкусным, добавляет, что оно напоминает ей об Эннио, все съеденные здесь рыбы погибли у него в лодке, на этой плавучей бойне. Пока она говорит, а ее глаза ищут за остекленной дверцей холодильника рыбьи тушки, он прижимается к ней. Взгляд ее замирает на давно издохших раках-богомолах.
Дома, размышляет она, дождевальные установки разбрызгивают теперь на полях воду из оросительных каналов; каждый второй понедельник Заячий луг, что выше деревни, заливает водой. Плющ там желтеет, а зеленый лук вообще не желает расти. На том Заячьем лугу я вкусила первый поцелуй, когда уже сочинила себе идеальную любовь и позднее все к ней примеряла. Позднее ветви яблонь сомкнулись над машиной Мартина, и с такой же решительностью, с какой гонял отцовское авто по ухабистой тракторной колее Яблоневого луга, полез он ко мне под юбку. Добившись своего, отыскал в бардачке между дорожными картами бумажный носовой платок и вытер кожаное сиденье.