Неприкосновенный запас (Рассказы и повести)
Шрифт:
– И дом сразу вспыхнул?
– Нет, он разгорался медленно.
– Таня начала входить в свою роль. Сперва загорелся первый этаж. Потом второй, потом...
– Третий, четвертый, пятый, - подхватил Михаил Иванович.
– Только ты упустила одну деталь.
– Какую?
– Маришу.
– Ах, да, Маришу, - не сдавалась Таня.
– Я подожгла дом, а там была Мариша... Что вы на меня так смотрите?.. Я вынесла Маришу... Откуда вы знаете про Маришу?
– Знаю, - буркнул Михаил Иванович и сунул руку в карман.
– А как же с домом?
–
– С каким домом?
– Ну, с тем, который я подожгла.
– Этого дома не существует.
– Нет, он существует. Я подожгла его. Разве вы не верите? Все верят. Спросите ребят. Спросите Генриетту Павловну.
– А я не верю, - отрубил Зубр.
– Вы должны верить, раз все верят.
– Замолчи!
– сердито прикрикнул он и сразу отошел, успокоился и, уже успокоенный, сказал: - Иди домой. Завтра придешь в школу.
Таня покачала головой.
– Я больше не приду в школу. Я работаю.
– Не валяй дурака.
– Я не валяю. Я теперь работаю в цирке. Все уладилось.
– Ты говоришь мне правду?
– Да, правду. Я работаю в цирке. Рабочей по уходу за животными. Ухаживаю за морскими львами, чищу рыбу. Разве вы не чувствуете - от меня рыбой пахнет?
Таня соскользнула с подоконника, подошла к двери и позвонила. Потом она быстро подошла к Зубру и скороговоркой сказала:
– Вы здесь ни при чем. До свидания. Я люблю вас.
– И все-таки ты придешь завтра в школу, - твердо сказал Зубр и медленно стал спускаться по лестнице.
Поздно вечером Таня спросила Павлика:
– Ты любишь зубров?
– Не знаю, - неуверенно сказал он.
– А ты слышал о зубре Пульпите?
– Нет.
– Это удивительный зубр. Он родился на юге, а его маленьким перевезли на север.
– Ну и что из этого?
– Молчи. Тебе все кажется просто: родился на юге, перевезли на север. А для зубра это оказалось не просто. Он вырос, и его потянуло в родные места... Он их не помнил, потому что на юге был крохотным зубренком. И его потянула не память, что-то другое.
– Инстинкт?
– Нет. Инстинкт - это очень примитивно. Зубра влекло беспокойство.
– И что же сделал твой зубр?
– Он разбил головой ограду и двинулся на юг... Ты когда-нибудь видел зубров?
– По-моему, нет.
– Так вот, представь себе огромное существо, покрытое бурым войлоком. Вместо шеи - бугор, тоже войлочный. Рога короткие, полированные, изогнутые внутрь. Глаза навыкате. Под нижней губой бородка - клок войлока. А дыхание такое сильное и жаркое, что вокруг тают снежинки... И вот этот зубр идет по полям, по дорогам, по деревням...
– И все разбегаются?
– Ничего подобного. Дети подходят к нему и кормят его с руки.
– Откуда они знают, что он не подденет их на рога?
– Они угадывают. Глаза у зубра налиты кровью и смотрят грозно, исподлобья. Рога нацелены в каждого, кто приближается. А дети подходят спокойно, и он теплым языком слизывает с их ладоней сахар.
– Странный зубр.
– Ничего странного. В том-то и дело, что зубр обыкновенный. Но в нем пробудилось беспокойство, и ему кажется, что во всех пробудилось такое же чувство. Его никто не боится. Его никто не пугает. Ночует он в деревнях. Рядом с коровниками. Но внутрь не заходит. Наверное, стесняется... Ты что-нибудь понял?
Павлик уставился на Таню непонимающими глазами.
– Я так и знала, - сказала Таня.
– Я так и знала, что ты не поймешь. Этот зубр похож на нашего учителя - Михаила Ивановича. Он такой же... без шеи, и волосы у него торчат, как войлок, а на лбу - две припухлости: кажется, прорежутся рога. Но не в этом дело.
– Объясни, наконец, в чем же дело?
– Не кипятись... Дело в том, что он тоже сломал ограду и идет напролом. Он самый справедливый человек в школе. Он только с виду страшен, как Пульпит. Он смотрит исподлобья и идет с севера на юг...
– По школьным коридорам?
– Где придется. Всюду. Ты не смеешься?
– Нет.
Таня внимательно посмотрела на него - проверила, не смеется ли он, и сказала:
– Хорошо, что ты ни разу не рассмеялся. Я боялась, что ты будешь смеяться.
Таня пошла в школу только из-за Зубра. Из-за его доверчивых глаз. Из-за его хрипловатого голоса. Из-за того, что он терпеливо поджидал ее на пустой полутемной лестнице.
Еще она пошла потому, что хотела хоть раз в жизни почувствовать себя в школе свободно и независимо. Теперь она не обязана спрашивать разрешения, покорно плестись к доске, усиленно делать вид, что слушает урок. И глаза Генриетты Павловны могут смеяться сколько угодно. Она не обязана смотреть в эти глаза, а в любую минуту может повернуться к ним спиной.
Но не это было главным, что в этот день заставило Таню изменить новому течению и пуститься в путь по старому. Таня надеялась увидеть Князева.
Все эти дни в той, другой жизни он был с ней. Он шел рядом с ней в цирк. А когда она кормила своих новых питомцев, стоял за ее плечом. Таня подолгу рассматривала его и вела с ним разные разговоры. Она спрашивала его: "Правильно я поступаю?"
А на большой глубине возникал вопрос, который она даже мысленно не решалась задать: "Нравлюсь ли я тебе? Или, может быть, тебе нравится Генриетта Павловна?"
Она спрашивала, а он молчал. Даже в Таниных мыслях он оставался неразговорчивым, непонятным, ни на кого не похожим.
Таня устала думать о нем. Ей хотелось увидеть его наяву. И она отправилась в школу.
Перед этим она долго рассматривала себя в зеркало. Красный огонь погас. Волосы приняли свой обычный цвет. Они были рыжими, и никакими больше... Большой рот, длинная шея, на висках золотой пушок...
Если в пятнадцать лет ты недостаточно хороша собой, не падай духом. Выровняешься. Все острые углы округлятся. Яркие краски приглушатся. А большой рот неожиданно придаст лицу известную привлекательность. После пятнадцати лет можно здорово похорошеть.