Неприкосновенный запас (Рассказы и повести)
Шрифт:
Что делать с Максимом? Он не притрагивается к пище. Убавил в весе...
Директор сидел на черном клеенчатом диване, упершись локтями в колени и подперев ладонями щеки. У директора большое, плоское лицо, тонкая переносица, прищепленная пенсне, большие светлые, будто выгоревшие глаза, нижняя губа выступает вперед, нависает над подбородком.
– Что делать со слоном?
– Эвакуировать, - мрачно посоветовал клоун Комов.
– Я подал заявку на вагон. Сказали - ждите. Не представляю себе, сколько
– Поговорите с Гуро, - посоветовал Комов, - она работает с собаками, но, может, найдет подход к слону.
– Не вытянет Гуро... слона, - пробасил Беленький, тот самый Беленький, который был черненьким и выступал во фраке.
– Теперь время военное, надо вытягивать, - буркнул Комов.
– Этот слон дороже всего нашего цирка, - признался директор.
– Его отловили у подножия Килиманджаро. Заплатили золотом.
Дверь кабинета со скрипом отворилась. На пороге стоял Орлов. Директор не сразу узнал его.
– Орлов? Что у тебя, Орлов?
– спросил он и поднялся с дивана.
– У меня ничего, - глухо ответил Орлов.
– Я к вам с просьбой.
Директор снял пенсне и, протерев платком, водворил на место:
– Может быть, зайдешь позже?
– Я зайду, - согласился Орлов.
– Я насчет слона... Максима.
– Что такое со слоном?
– брови взметнулись над стеклышками директорского пенсне.
– Со слоном ничего... Я просто хотел взять его.
– То есть как так взять?
– подскочил Комов.
– В собственность?
Орлов поморщился:
– Взять на себя в смысле ухода.
– Он третьи сутки не ест, - сказал директор.
– У меня он ест. Я его кормил хлебом с солью. Он три буханки съел.
Директор оживился.
– Ты кто по образованию, Орлов?
– спросил он.
– Механик.
– Механик?
– Да, механик по моторам.
– А откуда ты в слонах-то разбираешься? Ты хоть знаешь, сколько стоит слон?
– Не приценивался...
– А я приценивался. Он куплен на золото. Не дай бог его загубить.
Орлов повел плечами. Ему начинал надоедать этот разговор.
– Со слоном будет все в порядке, - сухо заметил он.
– Только учти, зарплату я тебе не прибавлю. Не имею права.
– Точно, - подтвердил клоун, - не имеет права.
– Мне и не надо, - сказал Орлов.
– Я был в военкомате, сказали: пока нет распоряжения.
Когда дверь за ним затворилась, Комов наклонился к директору:
– Подозрительный тип. Спину под слона подставил.
– Оригинал, - протрубил Беленький.
– Ну, со слоном мы уладили, - вздохнул директор и кончиками пальцев разгладил брови.
Кончились представления. Остановился цирковой конвейер. А на опустевшей базарной площади все еще стоял парусиновый шатер, и клоун с вызывающим круглым румянцем по-прежнему улыбался с афиши... Умолкли трубы. Остыли "юпитеры". Исчезли мальчишки - вечные спутники цирка.
С проходящим полком ушел на фронт цирковой оркестр. Музыкантов не успели обмундировать, им выдали только пилотки со звездочками. И они прошли через город впереди колонны в пиджаках и брюках, исполняя марш-галоп, под который обычно на арену выбегали партерные акробаты братья Изюмовы. Теперь под эту музыку шли бойцы... Проходя мимо цирка "Шапито", музыканты перестали играть. Они прощались с родным домом тишиной.
Свято место пусто не бывает, и люди нашли новое, военное применение старому шатру. Они превратили его в караван-сарай, в котором на ночь останавливались беженцы, идущие через город. Беженцы располагались на узких скамейках амфитеатра, на мягких опилках манежа, в проходах. Иногда они заходили в шатер вместе с коровами и козами. Тогда животных сгоняли на манеж. И создавалось впечатление, что сейчас выйдет дрессировщик, щелкнет длинным хлыстом и начнется представление. Но дрессировщик не выходил.
Когда в цирке ночевали солдаты, шатер сразу становился похожим на огромную солдатскую палатку. У входа становился часовой с винтовкой. Клоун с афиши подмигивал ему и скалил меловые зубы.
Фронт с каждым днем приближался к городу, в котором застрял цирк.
Утром шатер пустел. Временные постояльцы покидали его. Оставались только обессилевшие и больные.
В это утро в цирке задержалось человек пять. Старики и женщина с больной девочкой. Беженцы лежали на опилках; спали они или бодрствовали, никто не знал. Женщина уговаривала больную девочку:
– Ну сосни... Ну сосни маленько...
И тут в цирк вошел директор. Он осмотрелся, привыкая к тусклому свету, который просачивался сквозь парусину, и громко сказал:
– Граждане! Прошу освободить помещение!
Никто не откликнулся. Те, кто спал, продолжали спать, а кто бодрствовал - не обратили на него внимания.
– Ну сосни маленько...
– приговаривала мать.
Директор выждал и повторил:
– Прошу вас, освободите помещение.
Один из стариков заворочался и, приподнявшись на локте, спросил:
– Ты чего раскричался? Зачем тебе помещение?
– Оно подлежит уничтожению, - пояснил директор.
– Зачем же уничтожать, если оно людям нужно?
– резонно заметил старик.
– Вы хотите, чтобы он достался немцам? Да?
– тихо спросил директор. Вы приказ Верховного Главнокомандующего слышали? Все уничтожать, ничего не оставлять врагу.
– Да кому он нужен, твой балаган?
– неожиданно гаркнул рыжебородый мужик с одной рукой.
– Ты лучше молока достань. Здесь больные. И транспорт нужен.