Неприкосновенный запас (Рассказы и повести)
Шрифт:
Инга подошла к окну и стала смотреть на улицу. Было пасмурно, и слегка моросил дождь. От первого, случайно залетевшего в осенний город снежка не осталось и следа. Ветви деревьев, черепицы крыш, провода, телевизионные антенны были окутаны мутными каплями дождя, лишились четких очертаний, расплылись. И чувства Инги были такими же пасмурными и невнятными. Девочке совсем не хотелось танцевать. Ей хотелось как-то незаметно выскользнуть из комнаты и слиться с осенним городом, заполненным мелким дождем-невидимкой. Пусть город примет ее как друга, пусть уведет по мелким озерцам, возникшим на асфальте, на другой конец, где
За спиной зазвучала музыка. Инга вздрогнула, но не обернулась, продолжала смотреть в окно, словно не услышала музыки. Но постепенно звуки скрипок и труб все больше и больше отвлекали ее от пасмурного города. Звуки превратились в новые яркие краски, которые на свой лад - весело и отчетливо - перекрашивали город. Они разрушали печальную картину и рисовали новую. Музыка оторвала Ингу от окна. Сперва ее движения не были похожи на танец. Но постепенно ритм оркестра все больше овладевал девочкой. Инга подняла руки, соединила их над головой, повернулась на носке. Качнулась влево, вправо. Притопнула ножкой. Танец переносил Ингу из одной стихии в другую. Поплыли стены. Пол превратился в волчок. И все вокруг закружилось, зажило новой жизнью. Без нескончаемого дождя, голых веток, мутных окон...
– Кто тебя научил танцевать?
– спросила Вера, когда музыка кончилась и девочка остановилась.
– Мама.
– Мама, - как эхо, повторила артистка.
– Мне надо идти, - сказала Инга.
– Мне можно идти?
6
Когда Инга вышла за ворота студии, у нее было готово окончательное и бесповоротное решение: больше она сюда не вернется! Пусть неугомонная Вика скачет по городу и находит других девочек, которые согласны играть любую роль, лишь бы сниматься в кино. Пусть они называют Веру мамой. Может быть, Вера и в самом деле похожа на их мам. Очень хорошо! На здоровье! А Инга слишком любит свою далекую-предалекую, близкую-преблизкую маму, чтобы позволить чужой женщине называть ее своей дочерью. Инга не будет притворяться, что любит Веру. Бородатый Карелин велел ей быть самой собой. Вот она и будет собой. Уйдет за ворота и не вернется.
Дождь прошел, и в лицо Инге дул сухой с морозцем ветер. Он придавал девочке бодрость и без конца нашептывал о больших снегах, ледяных узорах и узкой лыжне, которая пересекает поле и скрывается в розоватой дали. Может быть, в этой морозной дали и есть мама... Может быть, она вернется домой по узкой сверкающей лыжне...
Впрочем, самой Инге сейчас казалось, что она возвращается домой откуда-то издалека. Идет-идет и никак не может дойти. Устала. Выбилась из сил. Но ничего, скоро начнутся знакомые дома. Она вернется домой и к папиному приходу приготовит ему любимое кушанье: цеппелины. Это бабушка научила ее делать из сырой тертой картошки цеппелины. Говорят, так называют таинственные воздушные корабли, похожие на серебристых рыб. Эти корабли забирают пассажиров и плывут высоко на землей. Их обгоняют самолеты и птицы, им мешают боковые ветры, а они плывут. Что, если открыть окно и выпустить на улицу картофельные кораблики? Пусть летят!
Когда Инга в первый раз в жизни состряпала их, мама воскликнула:
"Ты у меня настоящая хозяйка!"
"Вкусно?" - спросила девочка.
"Очень вкусно! Я никогда не ела таких вкусных цеппелинов!" Папа тоже был доволен. Он запивал кушанье пивом и хвалил. Сегодня на обед тоже будут цеппелины. Пусть папа обрадуется. Пусть он вспомнит хорошие времена, когда была мама. Так, размышляя о цеппелинах, Инга очутилась у своего дома. Когда она шла по двору, к ней подошла ее подружка Леля.
– Здравствуй, - сказала Леля.
– Ты теперь будешь сниматься в кино?
– Нет!
"Опять это кино", - с досадой подумала Инга.
– Они только красивых берут? Да?
– не отступалась Леля.
– Мама мне говорила.
Инге не хотелось говорить о кино, не хотелось даже думать. Перед ее глазами возникла Вера, не похожая на маму. Инге казалось, что она, чужая женщина, навязывается ей в мамы. Нет! Нет! Никогда! И сейчас, во дворе, Инга неожиданно подумала, как избавиться от Веры, от Вики, от всего этого кино. И она сказала Леле:
– Хочешь сниматься? Вместо меня.
– Конечно, хочу!
– не раздумывая, воскликнула Леля.
– А меня возьмут?
– Твоя мама курит?
– спросила Инга.
– А надо, чтоб курила?
– Я скажу артистке, что она похожа на твою маму.
– Скажи, Инга! Моя мама не курит, но если надо для кино... Скажи! Скажи!
И тут Леля не выдержала напора радости, она стала кружиться и напевать:
– Я буду сниматься! Я буду сниматься! Я буду сниматься в кино!
Когда порыв радости прошел, Леля перестала кружиться и сказала:
– Пойдем сейчас.
– Куда... пойдем?
– не поняла Инга.
– Туда... где снимаются...
– Мне некогда, мне обед надо готовить.
Инга пришла домой и принялась стряпать. Она так усердно натирала сырую картошку, что ободрала себе палец о терку. Но когда вернулся папа, цеппелины уже томились в кастрюле, наполняя квартиру ароматом.
– Что это так вкусно пахнет?
– спросил папа.
– Угадай!
– По-моему, пахнет... цеппелинами!
Запах привел папу в кухню к небольшой белой кастрюле. Папа наклонился, приподнял крышку и втянул в себя жаркий дух кушанья.
– Вот это да! Давай скорей обедать, Инга!
– Разденься и помой руки, - строго сказала дочь. И улыбнулась.
Но папа все не уходил из кухни.
– Сегодня я спас собаку, - сказал он.
– Она очень страдала. Думал, не выживет. Но она так печально смотрела на меня, как бы просила помочь ей. Глазами просила... Ее звали Веста.
– Веста? У нее щенки будут?
Папа покачал головой.
– Главное, что она жива... Как хочется цеппелинов!
Папа знал, что в пальто и с грязными руками он ничего не получит. Поэтому быстро вышел из кухни, разделся, вымыл руки. От него пахло лекарствами. Но он не замечал этого запаха. От него всегда пахло лекарствами.
Когда с обедом было покончено и папа помешивал ложечкой в стакане чая, Инга подошла к нему, виновато посмотрела и сказала:
– Папа, я сегодня убежала оттуда.
Папа перестал помешивать чай.
– Как убежала? Тебя утвердили на роль... как бы приняли на работу, а ты убежала. А если бы я убежал с работы?
– Ты лечишь, - сказала Инга и, не зная, что сказать дальше, замялась. Но потом вдруг выпалила: - Она курит! Она противная! Она злая!
– Кто злая?
– Эта Вера... Соловьева. Артистка!