Непристойные предложения
Шрифт:
– Столь непривычно видеть вас без охранника, – заметил через плечо севший за руль Йост.
– А, он отпросился на день.
– Как только вы закончили с первяками?.. Нам не удалось, – признался Фунатти, – не удалось найти, куда вы их спрятали. Большое у вас здание, знаете ли, мистер. А Специальной комиссии по расследованиям ООЧ катастрофически не хватает кадров.
– Не стоит забывать и о чрезвычайно низких зарплатах, – встрял Йост.
– Я не смогу об этом забыть, даже если буду стараться из-за всех сил, – уверил его Фунатти. – Знаете, мистер Хебстер, я не стал бы отпускать охранников, будь я на вашем месте. Есть что-то примерно в пять раз более опасное, чем обозленные на вас первяки. Я имею в виду так называемых
– Психи Вандермира Демпси? Спасибо, но мне кажется, что вы зря за меня переживаете.
– Мы определенно вас понимаем. Однако не следует недооценивать наше предложение. Эта организация быстро расширяется, а озлобленность ее членов хорошо всем известна. Тираж одного только «Вечернего гуманиста» просто огромен. А когда вы проанализируете их еженедельные газеты, их дешевые брошюрки и раздаваемые направо и налево рекламные листки, то поймете, насколько сильна их пропаганда. Изо дня в день они клеймят всех людей, которые зарабатывают деньги на пришельцах и первяках. Конечно, как и всегда, основная часть их злости приходится на ООЧ, но если обычный высшист встретит вас на улице, то скорее всего перережет вам глотку. Не интересно? Что ж. Может, вам понравится вот это. В «Вечернем гуманисте» придумали для вас милое прозвище.
Йост гоготнул.
– Скажи ему, Фунатти.
Президент корпорации бросил вопросительный взгляд.
– Они называют вас, – сказал Фунатти, смакуя каждое слово. – Они называют вас «межпланетным сводником»!
Выехав наконец из подземного туннеля, они устремились к недавнему прибавлению среди и без того уже заставляющих чувствовать себя маленьким и жалким высотных городских зданий – воздушной супер-пупер шоссейной трассе до Ист-сайда, известной в народе как «Путь пикирующего бомбардировщика». Сворачивая на Сорок вторую улицу на самом оживленном повороте Манхэттена, Йост не успел на зеленый сигнал светофора. Он рассеянно выругался, а Хебстер невольно закивал в знак немого пассажирского согласия. Не свернув вовремя, они попали в самый эпицентр пробок и теперь были вынуждены наблюдать, как подъемник спускается вниз по шахте, к ожидающим выезда на изгибавшееся справа шоссе машинам. Межуровневые платформы взлетали и падали, образуя постоянный поток портового движения, складываясь, как карточная колода, а пешеходы ожидали своей очереди на нижнем уровне.
– Смотрите! Вон там, прямо перед нами! Видите?
Хебстер и Фунатти посмотрели, куда показывает длинный трясущийся палец Йоста. В двухстах футах севернее съезда и практически в четверти мили выше висел волей-неволей притягивающий к себе взгляды коричневый объект. Густой мрак, заключенный в стеклянный колпак, разрывался яркими синими точками, кружащимися у стенок.
– Глаза? Думаете, это глаза? – спросил Фунатти, беспомощно потирая свои небольшие темные кулачки друг о друга.
– Ученые говорят, что каждая точка – это как один человек, а вся бутылка – это семья или, может, город. Но как они об этом узнали? Это же просто догадка. Я бы сказал, что это глаза.
Йост наполовину высунул свое большое тело из открытого окна и надвинул на глаза свою форменную фуражку, чтобы солнце не мешало обзору.
– Посмотрите на это, – сказал он им через плечо. Гнусавый говор, до этого момента тщательно скрываемый, вернулся к нему из-за нахлынувших эмоций. – Н-та штука вон там, н-смотрит и н-смотрит. Н-смотрите, ей интересно, как мы стоим среди загруженного шоссе! Интерес интересом, но почему бы, например, не отреагировать, когда с ними пытаются разговаривать, когда мы пытаемся понять, чего они хотят, откуда они пришли, кто они вообще такие. Нет, это для них слишком мелочно! Они чересчур высокомерны, чтобы говорить с такими ничтожествами, как мы! Но могут наблюдать за нами часами и днями без конца: днем и ночью, зимой и весной; смотрят, как мы делаем свои дела, и каждый раз, когда мы, двуногие тупые животные, пытаемся сделать что-то, что для нас может показаться сложным, тут же появляются вездесущие «точки-в-бутылке», чтобы наблюдать, насмехаться и…
– Ладно, брат, успокойся, – Фунатти наклонился вперед и похлопал партнера по зеленой куртке. – Все хорошо! Помни, что мы при исполнении.
– Какая разница, – тоскливо буркнул Йост, плюхнувшись обратно на свое сиденье и нажав кнопку зажигания. – Как бы я хотел, чтобы у меня с собой был старый добрый отцовский «М1 Гаранд» [4] .
Они проехали вперед, втиснувшись в следующую подъемную секцию, и начали спускаться.
– Это стоит того, даже если меня пинньгнут.
4
Американская самозарядная винтовка времен Второй мировой войны.
«И это говорил агент ООЧ». – Хебстеру вдруг стало не по себе. Йост был не просто агентом «Объединенного человечества», а Специальной комиссии, группы, в которую отбирают только после многочисленных проверок на отсутствие антипервяческих настроений. Такие агенты клянутся обеспечивать выполнение законов резервации без какой-либо дискриминации, стремясь к достижению равенства между людьми и пришельцами.
Как долго людям придется терпеть эти унижения? Точнее, людям без коммерческой жилки. Его отец, будучи простым шахтером, смог выбиться в люди и вырастил своего единственного сына так, чтобы тот научился изворачиваться, брать все в свои руки и всегда искать, где и на чем можно сделать деньги.
Однако большинство в этом не были заинтересованы – это Алджернон Хебстер знал наверняка.
Они находили невозможной жизнь со всеми теми достижениями, которые внезапно стали несущественными после появления пришельцев. Было невыносимо осознавать, что самые изумительные изобретения, на которые только способно человечество, самые изящные и надежные конструкции, изысканные и величайшие произведения искусства могут быть скопированы и даже превзойдены в мгновение ока какими-то чужаками; что все это интересовало пришельцев скорее как коллекционеров. Ощущение своей неполноценности ужасно само по себе; но когда оно становится знанием, когда о нем невозможно забыть, некуда от него спрятаться, когда оно четко напоминает о себе каждую минуту, чем бы вы ни занимались, куда бы ни шли, ноша эта становится просто невыносимой и даже сводящей с ума.
Немудрено, что граждане просто теряли голову после многочасового бдительного надсмотра пришельцев, наблюдавших за красочными парадами, за зимней рыбалкой в ледяных лунках; за тем, как люди с трудом выполняют маневр, успешно совершая посадку трансконтинентального лайнера; или сидели плечом к плечу, потея от жары, криками поощряя стоящего потного человека перед ними: «Давай, брат, давай!..» Немудрено, что они брали ржавые обрезы или блестящие винтовки и стреляли без остановки в небо, усыпанное высокомерно любопытными коричневыми, желтыми и ярко-красными «бутылками».
Это было абсолютно бессмысленно, зато люди могли хоть как-то выпустить пар. Что важнее, пришельцам плевать. Они продолжали наблюдать, словно вся эта стрельба и суматоха, все эти проклятия, угрозы, сотрясание оружием были частью одного всеобъемлющего представления, за билет на которое уже были отданы деньги – поэтому они были настроены смотреть до конца, ожидая очередную нелепую выходку.
Но пришельцы не были ранены, потому не считали себя атакованными. Пули, снаряды, картечь, стрелы, камни из рогаток – все разнообразие человеческого гнева проходило через них, не причиняя никакого вреда. Однако у тел пришельцев все же была какая-то плотность. Это можно было определить по тому, как они преломляли свет и поглощали тепло. И еще…