Непрошеный Дар
Шрифт:
— Двадцать, плюс-мынус кыло, — вынес вердикт Гурам Леванович и отвернулся.
Через минуту Вера почувствовала укол в вену, чьи-то руки наложили на нос и рот Веры маску… Голова стала лёгкой, голоса далёкими и глухими. Сквозь наваливающуюся пелену сна Веры услышала далёкий голос Гурама Левановича:
— Дыши, раз-два… раз-два. Как шарык ваздушный дуть…
И наступила полная темнота.
Вдруг темноту прорезал яркий луч ослепительного света и Вера полетела по длинному светлому коридору. Казалось что она летит по спирали, или по
Внезапно Веру кто-то дёрнул в сторону и… вниз. И Вера оказалась в тёмном мрачном коридоре, напомнившей ей катакомбы Инкермана*, куда они в прошлом году ездили на экскурсию с папой и двоюродным братом Ростиком.
Вере стало страшно.
— Не бойся, — произнёс приятный мужской голос, вспыхнувшая спичка лизнула фитиль свечи и осветила лицо говорящего. Перед Верой стоял цыган. Обычный цыган, в яркой красной шёлковой рубахе, с копной блестящих чёрных волос и золотой серьгой-кольцом в ухе.
— Иди за мной, — сказал цыган Вере, — она умирает, просила привести тебя.
Вере очень хотелось задать много вопросов, но почему-то она не смогла произнести ни слова, поэтому просто молча пошла за цыганом. В конце мрачного коридора оказалась старая деревянная дверь. Цыган со скрипом потянул на себя створку и пропустил Веру вперёд. Перед ними на кровати лежала старая женщина.
— Мами, это она, — сказал цыган и слегка приобняв Веру за плечи, подошёл ближе к кровати.
— Подойди ближе, дочка, — обратилась старая цыганка к Вере, — А ты, — уже к цыгану, — за дверью подожди.
Цыган вышел, а Вера подошла к кровати.
— Возьми меня за руку, дочка, и глаза закрой.
Вера послушно взяла старуху за тонкую, с тонкой сухой кожей, руку и закрыла глаза. Старуха что-то заговорила на непонятном языке. Её монолог то переходил из шёпота на крик, то перетекал из речитатива в пение, а вполне понятные слова вдруг начинали сливаться в нечленораздельные звуки… Вера молча слушала, закрыв глаза и не отпускала руку старой цыганки. Внезапно наступившая тишина заставила Веру открыть глаза.
— Мне пора, — чуть слышно сказала цыганка, — а тебе, детка, ещё рано. Пришлось торопиться, ухожу я раньше времени, вот и пришлось тебя вызвать. Но ты не бойся, сила, которую я тебе передала до нужного часа будет "спать" в тебе. Это дар. Не спрашивай почему. Длинная история, уходящая корнями в глубокое прошлое. Знай только, что ты из "наших". Иди! Живи!
Вера вышла за дверь и… попала в светлый коридор. Воздушный поток поток подхватил Веру и понёс вперёд, только теперь ей казалось, что она движется в другую сторону, туда, откуда начался коридор: где-то в стороне и…внизу. Или это ей так казалось…
Вспышка света и Вера открыла глаза. Во рту было сухо, язык не слушался. Вера пошевелила
— Пить, — чуть слышно простонала она, — пить…
— Сестричка, — откуда-то сбоку послышался мужской голос, — тут девочка очнулась! Пить просит!
Громкий голос соседа по палате "резанул" так, что у Веры заболели уши.
Через несколько секунд в палате оказалось сразу несколько медсестёр разных возрастов. Одна из них принесла стакан, похожий на детскую поилку — капнула несколько капель воды на сухие губы Веры.
— Ещё пить, — попросила Вера.
— Больше нельзя, — грустно сказала медсестра, — скоро Гурам Леванович придёт. Если он разрешит, ещё дам воды.
Другие медсёстры суетились рядом. Одна поменяла флакон в капельнице… Вера удивилась, как она, когда открыла глаза, могла не заметить капельницу? Ещё одна медсестра меняла мокрые простыни. Неужели Вера обмочилась и не заметила? Или Вера так сильно вспотела?
— Что-то болит? — Спросила ещё одна медсестра.
— Низ живота немного болит и щекотно.
— Там шов, это нормально.
По сотрясанию воздуха в палате, Вера поняла, что вошёл Гурам Леванович. Его лицо было обеспокоено:
— Как дэла? — Спросил он, присаживаясь прямо на больничную койку рядом с Верой.
— Хорошо. Пить только хочу.
— Пыть — эта харашо, — задумчиво проговорил Гурам Леванович, нащупывая пульс, — балыт? — спросил Веру, прощупывая живот.
— Немного, — честно призналась Вера, — больше пить хочется.
— Ты сматры на нэё, вся бальниц перэпугал, а она — пыть, — с улыбкой сказал Гурам Леванович и повернувшись к одной из медсестёр строго сказал, — па чайный ложка пои и сматры, эсли рвота — зави.
— Хорошо, Гурам Леванович, — кивнула медсестра и убежала куда-то за дверь.
— А ты, маладэц, — похлопал по руке Веры Гурам Леванович, — харашо дэржался, маладэц. Баролся как мог, маладэц… — Вере показалось, что Гурам Леванович смахнул слезинку… или просто волосы взъерошил своей огромной волосатой рукой? — Атдыхай, дэвачка-маладэц, атдыхай…
Медсестра долго поила Веру, как и сказал Гурам Леванович, по чайной ложке, пока глаза Веры не стали закрываться сами собой.
Сквозь дремоту Вера слышала разговор медсестёр: "Гурам Леванович сказал, что перитонит… ещё бы час, и девочку бы не спасли… а ведь ей всего восемь… девочка боролась за жизнь… Гурам Леванович, как всегда молодец, спас девочку, хотя и переживал очень сильно… "
Уже засыпая, Вера поймала себя на мысли, что она знает соседей по палате: справа от неё лежит мужчина-строитель после операции на желудке, а возле противоположной стены — парень после аварии. Парень принял удар на себя и спас девушку, а девушка даже ни разу не пришла к нему узнать, как он… Откуда она это знала — не понятно. Просто эта информация, как бы между прочим появилась в голове, как факт.
А ещё Вера знала, что сейчас лежит в реанимации и в ближайшие три дня ей не разрешат даже ходить…