Непросохшая краска
Шрифт:
Так что я начал с того, что передал дела своему непосредственному подчиненному — юноше по имени Джонс. Я думал о том, как наша контора будет справляться без меня. В департаменте в те дни нас было только четверо — Уорбертон, Риццио, Джонс и я.
На следующий день Уорбертон был в плохом настроении. Ему удалось уговорить институт Райна предоставить нам бесплатно эспера, в конце концов, институт бывает только признателен, когда ему позволяют сунуть свой коллективный нос во что-нибудь такое, что отдает
Риццио, приглашенного на инструктаж, это не беспокоило. Он полагал — и не без причины, — что во всей Вселенной не может быть такой ситуации, от которой он не смог бы отстреляться. Его любимым оружием была пара идеально сбалансированных и красиво оформленных двенадцатимиллиметровых автоматических пистолетов, хотя в его руках и маленький игольчатый пистолет Минетти был не менее смертоносен. Но Риццио нравилось ощущение тяжелого пистолета, нравилась их отдача, их грохот. К лучевым пистолетам он относился с презрением:
— Они, — говорил, бывало, он, молниеносно выхватывая свои огромные автоматы, — всегда сшибают человека с ног, независимо от того, какую броню он бы ни надел или чем бы ни заэкранировался. А другие игрушки причинят ему только мягкий солнечный ожог.
Но, с другой стороны, Риццио был коротышкой — со всей агрессивностью коротышки; коротышкой, возвышенным до положения гиганта благодаря оружию, которым он пользовался с таким мастерством. Мне он нравился, но в то же время я немного боялся его. Я никогда не забывал ту злобу, которая, как я не однажды видел, преображала его смуглое, обычно приятно улыбающееся лицо в оскаленную, жестокую маску.
Мы сидели там — Уорбертон, Риццио, Джонс и я — пили кофе из автомата и курили. Мы выдвигали разные теории, чтобы объяснить наличие влажной краски в наскальной живописи — Джонс, насколько я помню, настаивал на том, чтобы позвонить в Центральную библиотеку и затребовать информацию об одном надувательстве двадцатого века о предположительно доисторическом, но на самом деле несуществующем существе, названном Пилтдаунский человек.
— Рисунки в пещерах, — говорил он, — могут быть таким же розыгрышем.
Раздался стук в дверь.
— Войдите! — крикнул Уорбертон.
Вошедшая девица казалась совершенно не к месту в нашем скромном убежище. Ростом слегка выше среднего, стройная, с обманчивой худобой профессиональной модели. Глянцевитые волосы цвета меди, глаза скорее зеленые, чем серые. Лицо ее было узким, с тонкими чертами, с широким, пухлым ртом. Она была одета с крайней простотой, которая выглядит гораздо дороже надуманной, якобы впечатляющей, пышности.
— Командор Уорбертон? — спросила она.
Уорбертон встал, как и все мы.
— Да, я Уорбертон. Чем могу служить, мисс?..
— Уэллс, Сара Уэллс. Меня прислал институт Райна.
Стало быть, это и есть эспер, подумал я. Мое представление о женщинах с пси-способностями состояло в том, что они должны быть толстыми, с одутловатыми лицами и плохим цветом лица. Эта Сара Уэллс, должно быть, являлась исключением, подтверждающим правило.
— Кофе, мисс Уэллс? — стремясь услужить,
— Спасибо.
Тонкими пальцами она взяла сигарету из пачки Джонса и сунула ее в рот. Она проигнорировала зажигалку Джонса. Кончик маленького цилиндра внезапно заалел.
Уорбертон сделал вид, что не произошло ничего экстраординарного.
— Какие у вас еще способности? — спросил он. — Без сомнения, вы слышали, в чем состоит задача. Для такого дела нужно что-нибудь еще, кроме способности зажигать огонь без спичек.
— Меня классифицируют как ОН, — ответила девица, — Общего назначения. Я могла бы работать офицером по псионной коммуникации, полагаю. Обладаю ограниченными способностями предвидения, телекинезом до определенной степени, хотя не настолько могу его контролировать, чтобы стать специалистом. Телеметрия…
— Подойдет, — сказал Уорбертон. — Подойдет. Мы сами не знаем, чего ищем, поэтому всесторонние способности лучше узкой специализации.
— Вы мне льстите, — заметила она, — но надеюсь оказаться полезной.
Мы редко видели друг друга за тот короткий период, что оставался до отлета «Альфы Дракона». Каждому нужно было привести в порядок собственные дела, попрощаться с близкими. Каждый день мы связывались по видеофону с Уорбертоном, чтобы узнать, нет ли чего нового, но нового не было. Риццио, насколько я знаю, большую часть времени проводил в тире, оттачивая свое мастерство.
Затем, одним прохладным утром, я оказался в аэропорту, ожидая почтовую ракету на порт Вумера. В зале ожидания я встретил Риццио. Он, как всегда, был самоуверен и расхваливал новый стозарядный Минетти, который он приобрел. Мы видели, как вошла наша девица, сопровождаемая полудюжиной мужчин ученого вида. Вошел Уорбертон, сияя лысиной в свете ламп. Заметив нас, он поспешил к нам и отвел к месту, где стояла девица с людьми из института. Последовали поспешные представления, и затем безликий голос диктора объявил посадку на полет 306 до порта Вумера, и мы вышли наружу к стратосферной ракете, оставив Уорбертона и коллег Сары Уэллс у дверей зала ожидания. Мы молча поднялись по пандусу в длинный салон, молча позволили стюардессе проводить нас на места. Ни у кого не было желания разговаривать. Я сидел рядом с девушкой, Риццио — через проход. Мы пережили, как оно обычно и бывает, первоначальное, зверское ускорение. Через иллюминаторы мы смотрели на широкую протяженность облаков и почти черное небо над ними. Мы слегка ожили, когда разнесли кофе, и бессвязно поговорили о незначительных вещах. Я узнал, что Сара никогда не покидала Землю и не была даже на Луне. Ее слегка пугало наше путешествие на самый край Галактики.
Риццио присоединился к разговору.
— Здесь не о чем беспокоиться, — заявил он. — Мои пушки со мной, а в Приграничье они стреляют так же хорошо, как и на Земле.
— Но вы беспокоитесь, — заметила она с приводящей в замешательство прямотой. — Вы оба. Приграничье вас пугает. Из ваших мыслей я получаю впечатление о крае тьмы и о том, что вы боитесь упасть с этого края.
— Никто еще не падал, — заметил я.
— Когда-то должен быть и первый раз, — весело заявил Риццио.