Непростые истории 5. Тайны ночных улиц
Шрифт:
– Здорово, – вздохнула белокурая подружка, – я тоже так хочу.
– Чипсы! – фыркнула нервная. – Из-за такой ерунды – и любовь!
– И свадьба! – рассмеялась веснушчатая невеста. Девушки снова склонились к каталогу белоснежных нарядов…
Про гадание и разбитое зеркало не было сказано ни слова.
Страшная история
Спрашиваете,
Хорошо, расскажу.
Вот, значит, как это было…
Есть на окраине нашего городка старое, наполовину заброшенное кладбище, граничащее с вековым дремучим ельником. Возле самых ворот еще хоронят, но ближе к центру, а уж тем более к лесу, дорожки кладбища заросли низкой травой; могучие деревья вспучили корнями забытые могилы, повалили деревянные кресты; каменные памятники с неразличимыми от времени надписями обкрошились, покрылись мхом, ржавые оградки спрятались в зарослях лесной повилики и дикого плюща. Между могилами в тени деревьев пышно разрослись крапива и колючая малина с огромными, с подушечку пальца, ягодами по осени.
Однако возле самых ворот искусственные цветы на венках еще не потеряли красок, не истлели под солнцем. Гуляют по расчищенным дорожкам родственники умерших, красят голубой краской оградки, моют минералкой глянцевый мрамор.
Далеко никто не ходит. Разве что редко-редко заглянет в отдаленные уголки кладбищенский сторож да пробежит, пугаясь, рисуясь друг перед другом небывалой отвагой, стайка бесшабашных мальчишек.
Вот на «слабо», скажу я вам, меня и купили…
Сколько раз говорил себе – понты до добра не доведут. Точно.
«Не слабо ли, – подначили как-то приятели, – прогуляться тебе по кладбищу, по самым его заброшенным местам?»
«Не слабо», – отвечаю.
Поспорили, цену обозначили, ударили по рукам. И так оказался я на кладбище. Да не днем…
Было это как раз в ту майскую ночь, когда, говорят, странные дела вокруг творятся, когда между мертвыми и живыми реальность истончается до ниточки. Самое время – маленькая пауза между сумерками и ночью, – горизонт очерчен тонкой светлой полосой ушедшего солнца, небо еще синее, а не черное, но на нем уже загораются первые звезды. Выплывает полная важная луна, и птицы смолкают, уступая место невидимым ночным обитателям леса.
Вот в такую пору и пошел я гулять по кладбищу. А что? Парень я смелый, ничего и никого не боюсь, во всякие ужасы, в сказки кладбищенские не верю.
Иду себе, помахиваю сорванной травинкой.
Все же, знаете, как-то жутковато стало. Черные силуэты деревьев обступают дорожки, тянутся ветвями, цепляются за одежду, чуть ли не рвут ее, под ноги суются старые корни, скрипят пошатнувшиеся кресты. По спине – холодок, словно идет кто сзади, подкрадывается, дышит в затылок. И озноб этот – уже и не холодок, а мороз по коже.
Потому и шарахнулся я в кусты, когда увидел впереди, на вросшей в землю чугунной скамье, две серые тени.
Выглянул осторожно: сидят, прижавшись, не шевелятся. В темноте белеют лица, а на них черные пятна глаз и губ.
Хотел я уже отступить в лес да убежать, как вдруг слышу дрожащий голосок – тихий-тихий, словно из-под земли:
– Дяденька, не уходите, дяденька…
И другой – такой же приглушенный, шипящий – вторит первому:
– Не уходите, пожалуйста. Мы заблудились. Проводите нас до ворот, если не трудно.
Жалобные такие голоса, плачущие.
«О, – думаю, – а вдруг они меня заманивают? Набросятся потом, и косточек не останется».
Да ну, бред же! Какие упыри, русалки или призраки из могилы в двадцать первом веке?
Делать нечего… Вышел я из кустов на дорожку.
Две тени поднялись навстречу и превратились в двух девиц высоченного роста. Легче мне не стало. Девицы – в черном с головы до пят. Лишь лица да ладони белеют. Глубокие пятна глаз и ртов – точно провалы могильные. Бррр!
– Отчего не проводить, провожу, – говорю и не заикаюсь… почти.
Вот, значит, идем мы по дорожке. Девицы под руки меня взяли, жмутся, молчат, лишь глазами зыркают по сторонам – на могилы, исподтишка и меня разглядывают. Чувствую, от них это холодом веет, и запах, знаете ли, странный такой, мертвый, как из старой пудреницы бабки-соседки. Я уж сам – ни жив ни мертв – еле ноги переставляю. Страшно…
Так, молча, добрались мы до первого фонаря.
Ой, братцы, вот тут-то и появились, наверное, у меня седые волосы. Лучше бы фонарь не светил!
Глянул я на спутниц и обомлел весь: одежды на них угольные, под ними плоские, высохшие, видно, тела; запястья змейками рисунки синие обвивают, костлявые пальцы с длинными черными ногтями унизаны массивными перстнями с матовыми кровавыми камнями. У обеих девиц волосы темные, сальные, спутанные, на белых лицах глаза сажей обведены, а в них свет фонаря адским огнем отражается, и губы ярко-красные. Жуть.
Та, что слева, увидела мой испуг, ухмыльнулась, зубами клацнула:
– Что, – проскрежетала, – боишься? Прикольно. Не бойся, мы тебя не тронем.
– Мы, правда, заблудились, – хрипнула та, что справа.
Ох, как я обрадовался, когда за поворотом началась асфальтированная дорожка, а в конце ее показались освещенные фонарями ворота. Но до ворот еще дойти нужно, а ноги не слушаются. Кое-как доковылял, поддерживая девиц под худые руки.
Да вы не переживайте, братцы, так ничего и не произошло. Говорил же: не верю я во все эти «загробные бредни».
Распрощались мы вполне нормально. Я даже хотел телефончики записать, но успел спросить только: