Непростые истории 5. Тайны ночных улиц
Шрифт:
Пожалуйста, приди к нам с Сириусом хоть на недолго. Или дай знак, что ты слышишь меня. Не знаю, почему, мне кажется, что ты – не просто светящаяся штучка в небе. И что ты тоже хочешь к нам.
Обещаю, что больше ничего у тебя не попрошу.
Я не заметил, как настал черёд другого призрака принять пост – он услышал меня и не преминул пихнуть в плечо, развести руками и покрутить пальцем у виска. Он сказал, что я должен молить звезду о стабильности и меньшем числе неожиданностей, и посетовал, что споткнулся около нашей квартиры, когда поднимался сюда. Он решил, что в том, что он споткнулся, виновата наша с Сириусом вера в «небылицы». Вера в людей.
Я мог ответить. Мог поставить этого призрака на место. Но молча вернулся домой, чувствуя себя отвратительно, словно душу проткнуло осколками стекла.
Я лёг на кровать, пружинки ворчливо заскрипели. За окном блуждал мрак, а я смотрел на мигающую гирлянду и думал, как хорошо, что она у меня есть. А потом вспомнил, что ещё у меня есть чудесный друг Сириус, и мысли о несправедливости мира ушли.
– Интересно, а что сейчас делает моя звезда? – пробормотал я в пустоту. – Может, она так же, как и я, взвешивает, как зернышки на ладонях, отчаяние и надежду и думает, есть ли кто-то, похожий на неё?
И оно случилось – то, что я люблю, ценю и могу пересчитать воспоминания о подобном на одном пальце одной руки.
Чудо.
Неизвестно откуда вылетел и врезался мне в лицо бумажный самолётик. Когда я поднёс поделку к лампе, оказалось, что это письмо, письмо-самолётик. Я не мог заграбастать послание одному себе, ведь Сириус очень расстроился бы, узнав, что я прочитал странное письмо без него. И я помчался к нему, а когда он открыл, отпихнул его с порога, крича от радости, и в коридоре же раскрыл бумажный самолётик:
«Не знаю, кто ты – или что ты, но ты мне опять приснился. Мы разговаривали. Я хорошо помню, что ты рассказывал, как тебе плохо и одиноко, и у тебя есть только один, но самый лучший друг, и что ты попросил меня прийти к вам. Не знаю, почему я пишу это… просто на что-то надеюсь. А вдруг ты – и правда, есть? Было бы здорово. Мне нравится тебя слушать, а ещё столько всего хочется рассказать самой. Очень жаль, что в твоём мире тебя не понимают. У нас тоже разные люди бывают, но всегда найдётся человек, который поймёт и поддержит. У меня это мама, папа, сестра и тётя. С одним дедушкой мы не ладим, другого я не видела никогда, да и с бабушками (обеими, да-да) тоже не могу найти общий язык. Так что я тебя понимаю. И завидую, что у тебя есть друг, потому что у меня – только семья. И работа медсестры. Я по своим причинам не могу верить людям, хоть и верю в сказки. Такой уж я человек.
Мне бы очень хотелось повстречаться с тобой наяву и рассказать больше. Хоть это и очень, очень маловероятно, но… никто точно не знает, что бывает на свете. У меня в квартире шаги чьи-то слышны, голос, домовой, наверное, завёлся, хех.
На самом деле, не понимаю, почему ты мне говоришь, что даришь своё имя, Антарес, но это очень мило и красиво. И всё же, если что – меня зовут Эль. Но ты можешь и дальше называть меня своим именем».
Я очнулся, когда Сириус уже вовсю хохотал и даже стучал кулаком по столу:
– Видел бы ты себя, Рес, как будто нашёл способ, как достать городу солнце… Ладно, ладно, всё.
Как я и хотел, он немного испугался оттого, что я шикнул на него и покрутил пальцем у виска:
– А письмо тебя нисколько не удивляет?
Сириус виновато помотал головой, сел рядом и взял мятую бумажку – мои ладони долго не разжимали её, и Сириус опять прыснул. Но быстро стал серьёзным, ткнув пальцем в некрасивый острый почерк:
– Смотри, автор письма – человек! То есть, девушка. Видишь, она сама так написала. Вот здорово! Теперь мы всем докажем, что не дураки: люди существуют!
Мне не хотелось никому ничего доказывать. Если бы другие призраки хотели верить в существование людей, то верили бы. Сейчас же любое доказательство поднимут на смех. Мы вообще признаём только то, что нам по той или иной причине выгодно. А призракам нужен лишь покой.
Сириус со мной не согласился:
– Я сниму копии с письма и расклею по всему городу! – он восторженно взмахивал руками, а его глаза горели, как будто он был… живым. Блестели, как звёзды, которым мы дарили свои имена. Мне хотелось вырвать письмо, но руки не слушались: Сириуса наполнила надежда, и жалко было её отнимать.
– Призраки не такие уж безнадёжные, – говорил он, пока принтер копировал послание, адресованное мне и только мне: – Они поверят, ты увидишь. Они сделают меня мэром, и я смогу изменить город, как мы хотели!
Со смешанными чувствами я вернулся домой.
Я жалел, что поделился секретом с наивным Сириусом, но радовался тому, что сбылась его мечта: увидеть доказательство существования людей.
– Если бы я мог рассказать тебе всё, Эль… Мне так жаль, что я тебя подставил. Боюсь, твоё письмо поднимут на смех. И в этом виноват я.
Я сидел на подоконнике, прислонившись лбом к стеклу и всматриваясь в мёртвый мрак улиц, как кое-что произошло.
– Мне неприятно, – послышался растерянный женский голос за спиной. – Но пока я не буду на тебя сильно злиться. Хорошо, что ты мне, всё-таки, снишься.
Я обернулся.
Девушка. Длинные чёрные волосы, кожа смуглая… (не белая, жёлто-зелёная или синяя, как у нас!), щёки розовые, грудь вздымалась… В ней что-то билось, я слышал частый стук… Я прижал руку к своей груди – там было тихо, холодно и пусто.
У девушки были зелёные глаза, а я даже не помнил, какие – у меня. Она была уверена, что спит, – я знал, что это не так, потому что я не мог спать. Она была живой, а я – мёртвым.
А ещё – она была правдой. Правдой в пушистой серой пижаме и синих тапочках.
– Серьёзно, Антарес, давно уже пора было, – сказала она, рассматривая мою книжную полку: – Нил Гейман, Стивен Кинг и… Достоевский, Пастернак? Вот это сочетание.
– Я… да…
Я мог только мямлить: происходило кое-что, выходящее за рамки моего мира, а я, как ни пытался, не сумел показать себя любознательным, весёлым и открытым к приключениям, как герои любимых историй.