Нераспустившийся цветок

Энн Джуэл Э.

Оливер: Она застрахована… как и все в моем доме.

Я: Удар ниже пояса.

Оливер: Прости. Я думаю, что я единственный, кто разбил незаменимую вещь в тот день.

Я: ?

Оливер: Нас.

Я выхожу из раздела сообщений и отбрасываю телефон. Где, черт возьми, я нахожусь? Я люблю его. Я ненавижу его. Хочу, чтобы у меня была

хоть капля самоуважения, оставаться злой на него, но он потерял ребенка. У него были определенные эмоциональные проблемы, и он все еще женат. Я разрываю все связи с ним? Можем мы быть друзьями или соседями? И еще один животрепещущий вопрос — почему он разводится со своей женой? Она потеряла ребенка. Я бы тоже, наверное, сошла с ума. В этом нет никакого смысла.

Глава 21

Голые ботинки

Оливер

Ключ. Замок. Дверь.

Я все еще не могу открыть глаза, но проскальзываю в комнату и падаю у стены, притянув колени к груди. Тут же выступает пот. Сердце бьется с бешеной скоростью, тело трусит, воспоминания врезаны глубоко в память. Это не имело смысла тогда, и не имеет его сейчас. Я просто так сильно ее ненавижу.

С каждым тяжелым вдохом я зажмуриваю глаза сильнее, пока не вижу Вивьен. Ее невинная улыбка и такие любящие глаза, что смотрят на меня, будто я являюсь причиной искрящейся в них жизни. Моей жизни, они искрятся моей жизнью, а без них я не уверен, что чувствую себя живым. Мой пульс выравнивается, и я расслабляю веки, приоткрывая глаза, чтобы увидеть размытые белые очертания. Я не могу. Нащупывая ручку двери, я стараюсь выбраться из комнаты. Я не могу дышать. Здесь нет кислорода… нет жизни.

Мне снова нужна жизнь. Мне нужна Вивьен.

***

Я: Я подберу тебя в восемь утра, мы остановимся, чтобы купить пончики и кофе по пути к твоим родителям.

Вивьен: ?? Я не беру тебя к своим родителям.

Я: Почему нет?

Вивьен: Эм… потому что они поинтересуются, почему я приехала со своим женатым соседом.

Я: Скажи им, потому что он безумно, дико, неописуемо влюблен в тебя. И он сделает ВСЁ, чтобы доказать это!

Я: Вивьен?

Ничего.

Я ожидаю ответа, по крайней мере, «пошел ты» или хоть что-нибудь. Стук в дверь. Что-нибудь!

— Докажи это! — Вивьен стоит, перенеся вес на внешнюю сторону своих забинтованных стоп и в тапочках.

— Как? — я пытаюсь сдерживать свою улыбку, так как ее губы перекошены от злости, а глаза прищурены с вызовом.

— Отнеси меня наверх.

Мой член становится твердым. Я, может, и слегка ранен, но это я сделать могу. Я буду идти всю ночь, если это всё, что надо. Дорогой Боже, я надеюсь, что это всё, что надо. Я поднимаю ее на руки и закрываю ногой дверь. Наклоняясь, я пытаюсь поцеловать ее, но она отворачивается.

— Еще рано.

Она играет

жестко, заставляя меня заслужить всё. Вызов принят.

— Остановись, — говорит она до того, как мы добрались до спальни. — Поставь меня.

Я ставлю ее на ноги, и она делает несколько шагов назад.

— Доказывай!

Я надеюсь, что она просит меня оттрахать ее у двери, а не открывать ее, но ощущение, зарождающейся тошноты у меня в желудке, говорит мне, что я не настолько удачлив.

— Всё или ничего, Оли. Ты сказал всё. Не отступать?

Я готов к этому? Нет. Могу я отпустить ее? Нет.

Я делаю глубокий вдох и выдыхаю, медленно кивая.

— Не отступать, — я поднимаю кобальтовую вазу и вытряхиваю оттуда ключ. Вставляя его в замок, я останавливаюсь перед тем, как повернуть его. Мысль о том, что я открою ее, парализует меня настолько же, как и мысль о потере Вивьен. — Могу я попросить тебя об услуге?

Она складывает руки на груди. Я играю с удачей.

— Что?

Я упираюсь лбом в дверь и закрываю глаза.

— Ты войдешь, но, когда выйдешь, мы не будем об этом говорить, пока не вернемся от твоих родителей в конце выходных.

— Почему?

— Просто… пожалуйста, Вивьен, — я ненавижу отчаяние, звучащее в моем голосе, но это именно то, какой я есть. Прямо сейчас я в таком отчаянии.

Она кладет руку мне на спину.

— Ладно.

Я вздыхаю и поворачиваю замок.

— Наслаждайся. Я буду за дверью.

Она хмурит брови, когда я отступаю в сторону, чтобы не заглядывать в комнату, когда она откроет дверь. Ее рука поворачивает ручку с болезненной медлительностью, будто сжимает в кулак мое сердце, сдавливая его невыносимо крепко. Я закрываю глаза и опираюсь на стену, когда она заходит внутрь и закрывает дверь.

Есть шанс, что она выйдет оттуда и скажет «не может быть», а затем оставит меня. Я — обычный парень во всех аспектах своей жизни, не считая этой комнаты. Поклонение плюшевым медведям и куклам Барби, вероятно, было бы вынести легче, чем это. Я никогда не грыз ногти, но сейчас я сгрызаю их на хрен. Как долго она уже там? Что она делает или о чем думает? Там есть окно; возможно, она уже на полпути в Хартфорд.

Дверь открывается, спасая меня от моих мыслей или, может, мучая меня ожиданием ее реакции. Не уверен, что именно.

Дерьмо! Она плакала. Грустная улыбка появляется на ее прекрасных губах, и она всхлипывает.

— Тогда в восемь утра завтра?

Я киваю.

Она протягивает руки. Морщины на лбу показывают мое замешательство.

— Отнеси меня вниз.

Мой член, который решил вздремнуть, когда она выбрала первую дверь, оживляется. Мой мозг посылает молчаливые сигналы, что он не нужен в данный момент. Я чувствую его разочарование, на самом деле чувствую, но это была маленькая победа, и я должен верить, что наше терпение будет вознаграждено… в конце концов.

— Хорошо.

Я останавливаюсь у двери.

— Я перенесу тебя через улицу.

— Неа, мне нужно ходить, даже если все еще больно.

— Но ты заставила меня нести тебя наверх.

— Мне просто нравится ощущение, когда я у тебя на руках, — она пожимает плечами. — Но мне не нужно выглядеть полностью беспомощной в глазах остальных наших соседей.

Я ставлю ее, а она оставляет руки на моей шее.

— Увидимся утром, — шепчет она и целует уголок моего рта; она не увидела ничего тревожного наверху.