Нераспустившийся цветок
Шрифт:
— Оли… — я вхожу в комнату и медленно кручусь вокруг себя, — … когда ты… не могу поверить…
Он притягивает меня в свои объятия и улыбается.
— Не знаю, как долго пробуду в Портленде, но знаю, что быть так далеко от тебя — это будто мое сердце живет за пределами моего тела. Единственное, что поможет мне пережить это — знать, что ты тут, в нашем доме, ждешь моего возвращения.
Он проводит губами по моим струящимся слезам.
— Ты будешь здесь?
Не уезжай!
—
— От этой комнаты я ожидаю великих свершений, — он осыпает мой нос и щеки поцелуями, будто пытается поцеловать каждую мою веснушку. — Много часов учебы, только отличные оценки, несколько неприличных видео, которые ты мне пришлешь…
— Мистер Конрад, никогда!
Он сжимает мою задницу.
— Я думаю, да, и я надеюсь… действительно надеюсь, что ты это сделаешь.
— Нам нужно идти.
Оливер смотрит на свои часы.
— Боюсь, ты права.
***
Оливер везет нас в «Логан Интернэшнл» [61] . У меня медленно накапливаются эмоции, которые угрожают испортить наше прощание.
Соберись. Соберись.
Он вытаскивает чемоданы из багажника и протягивает мне свои ключи с ухмылкой.
— Я знаю, не разбить ее, — я протягиваю руку.
— Я собирался сказать, не убей себя или кого-то другого.
— Ха-ха-ха.
61
Международный аэропорт в Бостоне.
Он кладет ключи мне в руку и держит ее. Наши глаза встречаются.
— Я собираюсь уладить всё и вернуться к тебе как можно скорее.
Я киваю, так как не могу говорить. Он берет мое лицо в свои руки и целует меня. Наши языки трутся друг о друга, а губы двигаются синхронно. Последнее объятие следует за длинным прощальным поцелуем.
Соберись. Соберись.
— Потом поговорим.
Я киваю, задерживая дыхание, переполненное эмоциями.
Мы обмениваемся последней грустной улыбкой перед тем, как он разворачивается и направляется к дверям. Я сажусь на водительское сиденье и завожу машину. Мой желудок скручивает от тошноты, а сердце кажется тяжелым и тугим, будто его душат. Я кладу руки на руль, опускаю на них голову и плачу. Дверь открывается, и я делаю испуганный вдох, поднимая голову.
Оливер. Он качает головой и наклоняется, притягивая меня в свои объятия. Я всхлипываю. Это выглядит ужасно, но я не могу больше сдерживаться.
— Поплачь, любимая, поплачь, — он шепчет мне на ухо, гладя меня по волосам.
— Т-так б-больно.
— Шшш… знаю. Мне тоже.
Он не торопит меня, будто ему не нужно успеть на самолет, и он даже игнорирует случайные сигналы машин, звучащие позади нас. Любовь Оливера — терпелива, и поэтому его отъезд еще труднее пережить.
Он вытирает мои слезы, когда я шмыгаю носом.
— Не прячь от меня своих чувств, никогда. Ладно?
—
— Потому, что чувствовал, что тебе необходимо еще одно последнее объятие, — он улыбается.
Мои губы растягиваются в жесткой болезненной улыбке. Его слова выдавили еще несколько слезинок из моих распухших красных глаз.
— Вивьен, я люблю тебя больше, чем ты можешь себе представить за миллионы жизней. Никогда не забывай об этом, хорошо?
— Я тоже тебя люблю, Оли.
— Больше, чем «Бостон Крем»?
— Да, — я смеюсь и целую его.
— Больше, чем коблер моей мамы?
— Да, — и еще раз целую.
— Больше, чем Розенберга?
— Ты давишь на меня.
— Вот моя девочка. Сладкая и нахальная, прямо как мне нравится, — он целует мой лоб и встает. — Передавай привет меховому комочку от меня.
Я закатываю глаза, когда он закрывает дверь. Он прижимает ладони к окну, и я делаю то же самое. Одна последняя грустная улыбка. Я вижу непролитые слезы, что блестят в его глазах, когда он поворачивается и уходит.
— Пока, Оли, — выдавливаю я, когда смотрю в зеркало заднего вида и наблюдаю, как он исчезает за стеклянными дверьми.
***
Оливер никогда точно не говорил, сколько он пробудет в Портленде, а я никогда не спрашивала. Я знала, что он может только предположить, а я не хотела разочаровываться, если это займет больше времени. Измерять время неделями, вероятно, нереалистично, месяцами — более вероятно, а все, что больше — слишком больно об этом думать прямо сейчас.
Я знаю, что Алекс, возможно, ждет меня. Предполагалось, что мы встретимся с группой, которая будет играть у них на свадьбе. Но мне нужно несколько минут наедине… я не знаю — поскучать еще чуть-чуть по Оливеру.
— Розенберг, — зову я, открывая дверь. Снимая обувь, поднимаю голову.
— Что… происходит? — мои родители здесь, а также Алекс, Шон и Мэгги. — Это вторжение?
— Больше похоже на предупреждение, — мама обнимает меня.
— Да, Оливер позвонил вчера и спросил, можем ли мы все быть здесь для тебя после того, как он уедет, — Алекс берет меня за руку и одаривает такой знакомой грустной улыбкой, и так будет сегодня целый день. — Думаю, он не хотел, чтобы ты пряталась в кладовке, свернувшись калачиком на полу, одетая в его футболку и зарывшись носом в его старую толстовку, которая хранит его запах.
Все смеются над комментарием Алекс.
— Не думаю, что вам стоит об этом беспокоиться, — смеюсь я.
Им определенно стоит об этом беспокоиться. Это под пунктом три в моем списке «когда Оливер уедет от меня» — сразу после «помыть голову его шампунем» и «тереться о простынь на его стороне кровати».
— Приятно знать, но мы всё равно ведем тебя в город на весь день, — говорит Мэгги.
— В город?
— Да. Оливер доберется до Портленда не ранее чем через восемь часов, поэтому, пока ты ждешь его звонка, мы отправимся на экскурсию по Бостону, как кучка туристов.