Нераспустившийся цветок

Энн Джуэл Э.

Пока я иду к кампусу по тенистым улицам, вдоль которых растут деревья, и по булыжным тротуарам, я чувствую происходящие перемены. Занятия занимают мои мысли и отвлекают от Оли, ну… как бы облегчая боль от тоски по нему. Я уверена, что, сколько буду жить, Оли всегда будет в моих мыслях.

***

Я получила четыре сообщения от Оли сегодня:

Как все проходит, всезнайка?

Что на тебе надето? Надеюсь, что-то сексуальное. Можешь соврать,

если это не так.

Избегай памятника Джону Гарварду.

Думаю, нам следует заняться сексом между стеллажами с книгами, когда я вернусь домой.

Ладно, наверное, еще одна традиция или обряд посвящения, кроме порчи Джона Гарварда, это секс между рядами полок в Библиотеке Гарварда. Да, я не представляю себе, как мисс Идеальная Посещаемость/Президент Студенческого Совета присоединится к этой элитной группе студентов. Но теперь я задаюсь вопросом, принадлежит ли Оливер к этой группе.

Я: Почти дома, соскучилась по Розенбергу… и по тебе, конечно же. Нет сексу между стеллажами. Может, пописаю на Джона Гарварда. Разве хоть один человек действительно достоин, чтобы быть идеализированным до такой степени, что ему воздвигают памятник?

Оливер: Даже не буду упоминать, что ты скучаешь по собачонке больше, чем по мне. Я заставлю тебя передумать насчет секса между стеллажами. И, если ты собираешься помочиться на Джона, возьми собачонку с собой. Он тебе покажет, как это делается. Кстати, как твоему адвокату, мне не следует смотреть сквозь пальцы на такое поведение.

Я: Моему АДВОКАТУ? Пребывание в Портленде уже помогло тебе. Мне следует начистить твои туфли и выгладить рубашки к твоему возвращению? Нет необходимости брать с собой Розенберга. Я и сама справлюсь. Твердое НЕТ сексу между стеллажами, я не передумаю.

Оливер: Без комментариев. Справишься сама? Между стеллажами будет что-то твердое для тебя, когда я вернусь домой, но это не НЕТ.

Я: Дома.

Оливер: …

Не уверена, что означает это многоточие. Я отпираю дверь и только начинаю звать Розенберга, когда дыхание спирает в легких, и слова замирают на губах. Весь нижний этаж заполнен букетами белых и темно-красных роз. И еще до того, как мне удается пошевелиться, я слышу щелчок камеры.

— Алекс! — она усмехается и делает еще фотографии. — Ты…

— Нет-нет… Я просто ловлю момент. Это все Оливер.

Положив сумку, я вытягиваю одну розу из вазы и нюхаю ее.

Щелк. Щелк. Щелк.

— Как ты сюда вошла?

— У меня есть ключ, который я храню под цветком

у входа вместе с нашим. Это Оливер предложил. Я понимаю, зачем мне нужен ключ, но это предложение хранить его под нашим цветком довольно странное.

Я усмехаюсь. Алекс еще не слышала эту историю.

Мой телефон вибрирует. Это Оливер и он прислал мне фотографию в сообщении.

Оливер: Новая заставка для моего телефона.

На фотографии я нюхаю розу. Та, что Алекс только что сделала.

— Ты отсылаешь фотографии Оливеру?

Она еще несколько раз щелкает меня.

— Да, это именно то, для чего меня наняли.

Я: Зачем ты нанял Алекс фотографировать каждое мое движение?

Оливер: Тоска по твоим прикосновениям практически невыносима. Тоска по всему остальному тоже убила бы меня. Люблю тебя.

Я: Плачу… люблю тебя больше!

Оливер: Хорошая попытка, но это невозможно. Позвони мне позже, когда будешь одна.

Я: Лааадно?!

— Как прошли занятия? Есть симпатичные парни? — Алекс падает на диван и накручивает на палец прядь волос.

— Последнее, что я слышала, ты — помолвлена, а я… — я показываю на окружающие нас розы, являющиеся проявлением смущающей романтики.

— Я не спрашиваю, назначила ли ты свидание с ними на выходные, я спросила, есть ли симпатичные парни в твоих группах. Знаешь… есть вероятность того, что лекция станет скучной, тогда ты сможешь раздеть горячего парня, сидящего перед тобой, глазами и грязными мыслями.

Я бросаю в нее розу, которую ранее вытащила из вазы.

— Для начала, передо мной никто не сидит. Я вынуждена сидеть в первом ряду, чтобы записать все на диктофон. И ты видела Оли, он… — я вздыхаю, — … идеальный.

— Мне нравится, что твое определение идеального — это парень, который намного старше тебя с запутанным прошлым и женой в психушке.

— Я сочувствую ей, — я сажусь на пол рядом с Алекс, скрестив ноги. — Это делает меня сумасшедшей?

— Ты сочувствуешь ей из-за того, что она сделала или из-за того, где находится?

— И из-за того и из-за другого. Это не ее выбор потерять разум. Ты можешь себе представить, как это не иметь возможности контролировать свои мысли или различить реальность и иллюзию? Она больна, действительно больна, и…

— Оливер оставил ее?

Я киваю.

— Проблема в том, что даже если я не могу себе представить это, я понимаю, почему она сделала так. Я также понимаю, почему Оливер так ее презирает, но это заставляет меня задуматься, где пары пересекают эту черту. Я имею в виду… когда вы с Шоном будете жениться, будете ли клясться в любви друг другу «в болезни и здравии»?