Нерассказанная история
Шрифт:
Лидия вывела Тайсона, Зевса и Топпера на прогулку в лес. Впереди гордо вышагивал Руфус. Все три собаки были уже старыми. Несколько лет находились в приюте и, возможно, уже не найдут новых хозяев. Тайсон волочил заднюю лапу, Зевс и Топпер огрызались и рычали друг на друга, как старые сварливые старики, каковыми они, впрочем, и были. Лидия взяла их, потому что у остальных больше шансов найти новую семью, члены которой будут бросать им палки и резиновые мячи, пока Зевс и Топпер будут грызть проволоку вольера, а Тайсон свернется клубочком и примется вылизывать лапу.
Прошлой ночью приехал Карсон, и Лидия приготовила цыплят по-пармски. Когда посуда была убрана, он сказал:
– Хорошо жить одному. Некому угождать.
Она не ответила. Выжидала.
– Но иногда бывает одиноко, не так ли?
Лидия знала об одиночестве все.
– Нет в мире совершенства, – отшутилась она.
– Не пойми меня неправильно. Я не жалуюсь. Просто задаюсь вопросом: может, есть и другой способ? Мне эта мысль покоя не дает.
– Перестань изображать романтика, – проворчала Лидия.
Было ли нечто такое, чего она не знала об одиночестве? Она так часто пробовала его на вкус…
– Теперь тебе известно, что никакой опасности нет.
Он стал растирать ее шею и плечи.
– Фью! – присвистнула Лидия. – Счастлива это слышать.
– Быть в обществе других людей, еще не значит, что ты не одинок, – заметил Карсон. – А жизнь в одиночку еще не значит,
– Карсон, – напомнила Лидия, – мы встречаемся всего четыре месяца.
Было время, когда Лидия думала – о высокомерие, всемогущее высокомерие, – что никто не испытывал одиночества, подобного ее собственному. Ее жизнь была такой особенной, настолько УДАЛЕННОЙ от обыденных переживаний. Какой же она была дурой! На свете столько одиноких людей, и она всего лишь одна из них! Разве Лоуренс не одинок? Тогда она была слепа и ничего не видела, но разве не одиночество свело и связало их?
– Я купил билеты на балет, – сообщил Карсон.
– Люблю балет, – кивнула Лидия.
– Знаю. Ты говорила. Та редкая информация, которую мне позволено знать о тебе.
Лидия рассмеялась:
– Что мы смотрим?
– «Лебединое озеро» в Линкольн-центре.
– Везешь меня в Нью-Йорк?
– У тебя ведь скоро день рождения. Подумал, что неплохо бы провести уик-энд вдвоем. Прогулка в Центральном парке. Обед в уютном ресторанчике. Балет.
Она молча смотрела на него. И не знала, хочет ли вновь оказаться в тех местах, где когда-то часто бывала. Несколько лет назад она бы определенно отказалась. А теперь… просто не была уверена.
– Ты такой милый, – выдавила она.
– Значит, поедешь? Я уже купил билеты на уик-энд после твоего дня рождения. Хотел сделать сюрприз, но подумал, что, может, столь смелое похищение тебе не понравится?
Ей следует остановиться прямо сейчас, пока его эксперименты не натворят бед. Она уже нарушает установленные ею самой правила. Иногда разрешает ему проводить ночи в ее доме.
– Нужно подумать, что надеть, – сказала она вслух.Разведя собак по вольерам, Лидия остановилась во дворе и стала смотреть, как Эстер тренирует Дилайлу.
– Тут я не столь уж амбициозна, – призналась Эстер. – Пять секунд «сидеть-стоять» – это все на сегодня. Молодец, девочка.
Она дала Дилайле собачью шоколадку, и лабрадор весело подпрыгнул: огромный веселый желтый шар, состоящий из сплошного восторга!
– Сидеть, Дилайла! – прикрикнула Эстер.
Лидия пока еще училась тренировать собак. Даже прочла пару книжек. Работала с разными животными, включая Руфуса. Но больше всего ей нравилось наблюдать за Эстер.
– Так она с каждым днем тренируется все дольше.
– Именно. Наши принципы: продолжительность, расстояние и отвлечение внимания, – отозвалась Эстер. – Не пытаемся сразу сделать слишком много.
Они ушли на перерыв и уселись в комнате служащих с кружками травяного чая. Комната была жуткой, с пятнами на потолке и вечно текущим краном. Кроме стола и пластиковых стульев, здесь стояли еще два деревянных стула, от которых несло плесенью. Эстер все время твердила, что выбросит их. И повторяла также: нужно что-то сделать с окружающим безобразием, но, когда у них появлялись деньги, неизменно заявляла, что собаки важнее, именно на них и жертвуют люди.
– Сегодня утром пришел парнишка с мамой и дал тридцать два доллара, которые накопил.
– Какая лапочка! – восхитилась Лидия.
– Это уж точно. Подумать только, всего восемь лет!
– Кто еще приходил?
– Дженис Линдстром с банками для сбора денег. Мы насчитали восемьдесят девять баксов и десять центов.
– Ого! – уважительно произнесла Лидия.
– Именно.
Эстер провела ладонями по голым рукам. Она всегда носила майку-безрукавку и камуфляжные штаны, которые покупала в магазине армейских товаров. И ухитрялась с шиком носить подобные «наряды». У нее были длинные седеющие волосы, попеременно связанные в конский хвост, уложенные узлом или заплетенные в две толстые косы. Сейчас она изучала синяк на бицепсе. Она вечно ударялась обо что-нибудь, особенно о дверцы вольеров, когда выпускала или впускала собаку.
– Да, и четыре новых спонсора на сайте, что дает нам еще сто двадцать долларов в месяц. Следует Бога поблагодарить за такие милости!
– Важен каждый цент, – согласилась Лидия.
– Я закрываю все, – решила Эстер. – Закрываю все, уезжаю в Мауи, буду сидеть у моря и пить «Маргариту».
– Возьмешь меня с собой?
– Естественно. Идем собирать вещи.
Эстер рассмеялась.
– И вообще, как мы оказались в этом городе?
После нескольких лет переездов и съемных квартир Лидия стала искать себе дом в Джейнзе, в десяти милях от шоссе. Когда у тамошнего риелтора закончились предложения, она связала Лидию с Тевис, а идея переезда в Кенсингтон показалась привлекательной. Если у вас осталось чувство юмора, значит, не все потеряно.
– Все не так плохо, – утешила Лидия.
– Если бы в двадцать лет мне сказали, что я закончу именно этим…
Она качала головой, но при этом улыбалась.
– Если бы ты напророчила, что я когда-нибудь состарюсь… Шестьдесят шесть, подумать только. Старуха. Я?! Да никогда!
– Когда мне было двадцать… – начала Лидия, но тут же осеклась.
Эстер как-то рассказала Лидии, как провела юность. Она ушла из дома и стала хиппи. И жила в Хейт-Эшбери, пекла печенье с редким сортом черного ливанского гашиша, спала со всеми, у кого, несмотря на наркотический кайф, что-то шевелилось в штанах. Ее друг был арестован на демонстрации в защиту прав секс-меньшинств за то, что поцеловал офицера полиции, который избил его и арестовал за нападение при исполнении. Он получил восемнадцать месяцев в тюрьме штата, и Эстер пришлось накупить юридической литературы, поскольку адвокаты оказались слишком тупыми, чтобы чем-то помочь. К тому времени, когда она стала как-то разбираться в юриспруденции, друг вышел по условно-досрочному, но Эстер вернулась в университет. Она забыла о прежней жизни и хотела специализироваться по международным правам человека. Работать в ООН. В Нью-Йорке. А оказалась в Буазе, штат Айдахо, в корпоративной адвокатской фирме, где через восемь лет стала партнером. Купила «БМВ» последней модели. Газоны подстригал мексиканец. От высоких каблуков болели ноги. Тот день, когда она вручила заявление об уходе, стал счастливейшим в ее жизни.
– Когда мне было двадцать… – повторила Лидия. – Я только что вышла замуж. Муж принадлежал к ужасно чопорной семье. Атмосфера была просто удушливой. Много лет я не могла дышать свободно.
Теперь она постепенно понимала, что обрела новых друзей, при которых было не так трудно упоминать об определенных эпизодах из прошлого. Никто ее не преследовал. Никто не собирался ловить. Ставить подножку. И никто не находил ничего удивительного в том, что она предпочла так много оставить в прошлом. В Штатах люди часто переезжают с места на место, живут вдалеке от родных. Стремление к самопознанию и началу новой жизни в Америке так же обыденно, как яблочный соус.
– Бедная детка, – пожалела ее Эстер. – Что мы знаем в двадцать лет? Я думала, что все. И захочешь ли ты еще раз выйти замуж?
– Да ни за что на свете!
Она прекрасно относилась к Карсону. Даже более чем. Но не собиралась влюбляться. Когда
Эстер, казалось, изучала ее.
– Карсон порядочный парень, – заметила она наконец.
– Знаю, – кивнула Лидия.
Они встретились два года назад, когда он заехал в приют. Лидия еще тогда заметила, что он поддергивает джинсы большими пальцами. Карсон заполнил бланк анкеты и заявление, посмотрел собак и назначил дату нового приезда, пообещав подумать и выбрать.
Вернувшись, он попросил отдать ему ирландского сеттера по кличке Мадлен. Лидия была уверена, что он захочет бульдога, боксера или немецкую овчарку. Иногда очень приятно ошибаться в людях.
– Послушай, – сказала Эстер, – постарайся выбраться отсюда. Не выходи замуж. Не привязывайся к этому месту. И к собакам тоже. Для этого ты чересчур молода. И я знаю, тебе нравится сознание собственной незаменимости, но я не слишком в тебе нуждаюсь. Скоро придут новые волонтеры. Поэтому убирайся отсюда и постарайся попасть в какую-нибудь беду, пока еще можешь себе это позволить.Отправляясь в город за продуктами, Лидия сказала Руфусу:
– Иногда невредно немного приоткрыться, верно?
Руфус с ней полностью согласился.
Лидия остановилась на красный, наклонилась и чмокнула Руфуса в макушку. От него пахло собачьим шампунем, лесом и псиной.
Руфус залез носом ей под подбородок.
– Конечно, нет, – заключила она. Позволила себе немного повспоминать. Вот они трое сидят на диване: она посередине, мальчики по бокам. Смотрят фильм, передают друг другу поп-корн. Смеются, когда кусочек поп-корна застревает у нее в волосах. Не слишком длинных…
Она заставила себя вернуться в настоящее. Прошлое было океаном, и хотя она плыла к берегу, все же сознавала, что этот океан может ее засосать. Вся штука в том, чтобы плыть под нужным углом к течению, не бороться с ним, но и не сдаваться.Накупив продуктов, Лидия вышла из бакалеи и вспомнила, что пообещала дать миссис Джексон почитать книгу, которая уже несколько недель лежала в бардачке, поскольку она все время забывала завезти ее. Миссис Джексон была столпом кенсингтонского общества, и Эстер постоянно твердила, что неплохо бы привлечь ее к сбору пожертвований. Так что, пожалуй, ради этого стоит немного изменить маршрут.
Лидия подкатила к отелю, трехэтажному дому в колониальном стиле, на Фэйрфаксе, которым владели Джексоны.
Миссис Джексон как раз гуляла с Отисом, который, отбежав из дома всего на несколько шагов, уже успел запутаться в поводке.
– О Господи, – воскликнула миссис Джексон. – Негодный пес!
Лидия вынула из сумки книгу.
– Мы в приюте считаем ее весьма полезной, – сообщила она.
– «Когда свиньи летают», – прочитала миссис Джексон. – «Успешная тренировка невозможных собак». Слышишь, Отис? Слышишь?!
Лидия присела, подняла таксу и распутала накрученный на лапы поводок.
– Прошлой ночью он стащил с диванов подушки, и когда я вошла, по всей комнате летали перья, – пожаловалась миссис Джексон.
– О Господи! – посочувствовала Лидия и принялась возиться с Отисом, который в восторге дрыгал лапами, пока Лидия чесала ему пузо и спинку. Случайно подняв голову, она заметила поверх плеча миссис Джексон квадратный и седой затылок мужчины, исчезающий за дверью отеля.
– А сам он валялся на полу с самым невинным видом и пером за ухом.
Лидия рассмеялась. Поставила Отиса на лапы и встала. Еще немного поболтала с миссис Джексон, но когда взглянула в сторону эркера, ей показалось, что занавеска шевельнулась, как от сквозняка.Глава 6
Грабовски лежал на кровати с четырьмя столбиками в номере отеля. Когда он сбросил туфли и ослабил ремень, в голове вертелась одна мысль: как бы прилечь и немного поспать до ленча. Но кокетливые тюлевые занавески и загроможденная мебелью комната (колониальный стиль, стульчики с гнутыми спинками, затейливые столики с ножками в виде львиных лап) определенно охлаждали любые порывы. Да и созерцание собственного брюшка тоже не добавляло душевной легкости.
Грабовски втянул живот, закрыл глаза и снова попытался уснуть.
Но вместо этого стал вспоминать лица тех, с кем сталкивался последнее время. Кто или что так его взбудоражило? Может, он просто не запер дверь? С миссис Джексон вполне станется ворваться без стука. Ей отчаянно хотелось поболтать с кем-то, и она так утомила своего мужа, что бедняга заснул в кресле. А вот с какой это хорошенькой незнакомкой она болтала? Длинные темные волосы, длинные ноги, поразительные голубые глаза, которые он успел заметить перед тем, как подняться на крыльцо. А потом прошел в гостиную и еще раз полюбовался ею из окна. Даже подумывал спуститься и завести разговор. Но конечно, не стал этого делать. Смысла нет. Смешно, но пока Кэти не выставила его за дверь, ему было так легко болтать с женщинами. Теперь же все усложнилось.
Наконец Грабовски сдался, застегнул брюки, подтащился к письменному столу и включил ноутбук. Все фото, даже самые первые, были на жестком диске. Он перегнал пленку в цифровые файлы. И сейчас открыл один наугад. Некер-Айленд. Хотя отдых был «уединенным», она, естественно, назначила фотосессию. Она выглядела потрясающе, когда выходила из прибоя в этом красном бикини…
Грабовски увеличил изображение.
Она улыбалась. Беззаботная и красивая. Наслаждающаяся теми короткими днями, когда могла остаться одна. Только она и толпа фотографов, старавшихся держаться на заднем плане.
Грабовски открыл еще несколько снимков. Почему он не может заставить себя работать? Он даже не сделал окончательной подборки снимков, не говоря уже о вступлении к будущей книге. А ведь она должна была стать его пенсионным фондом. Хотя Кэти со своими бесконечными требованиями вполне могла положить этому конец. Но сама идея написать эту книгу не вдохновляла его. Он фотожурналист, а не чертов архивист! Любил адреналин погони. Любил часами лежать в засаде у ресторана, где она часто обедала, ему нравилось получать сведения от своих информаторов, вести радиоперехват полицейского радио с помощью ручного сканера и одновременно есть сандвичи в стоящей у Кенсингтонского дворца машине. Он почти сразу же взломал шифр: «пятьдесят второй едет» означало, что ее темно-синяя «ауди» миновала пункт внутренней охраны и с минуты на минуту вольется в движение западного Лондона. Всего одна минута, и он последует за ней.
Грабовски вздохнул, вынул из кармана четки и стал пальцами перекатывать бусины.
Он не собирается возвращаться в Лондон, чтобы снимать второсортных знаменитостей. С него довольно! Когда начинаешь с самого верха, очень трудно спускаться вниз. Поп-певцы, примадонны мыльных опер, кретины из реалити-шоу… иногда подлинная голливудская звезда. Но даже тогда…
Нет никакого смысла зацикливаться на прошлом.
Грабовски взял со стола сотовый и стал тыкать пальцами в кнопки.
– Это Джон Грабовски.
– Граббер! – воскликнул Тинни, – что скажешь?
– Я выхожу из игры.
– Наконец он пришел в себя! Почему тебе стукнуло в голову шататься где угодно, но только не в Лос-Анджелесе? Я сижу у бассейна, пью «Будвайзер-лайт», у меня пятеро работают с Бритни, слушай, она вот-вот лопнет, трое – с Кэмерон, она что-то затеяла, а…
– Тинни, тебе не нужно убеждать меня.
– Да я вот уже сто лет пытаюсь убедить тебя. Проваливай поскорее из Лондона, мать твою, мне очень жаль насчет тебя и Кэти, слышал от… уже не помню от кого, сплетни распространяются со скоростью звука, и, знаешь, для тебя есть работа: агентство процветает, фотографов не хватает, а те мокроспинники, которые тут пашут, сводят меня с ума.