Шрифт:
Теодор СТАРДЖОН
НЕРАСТОРЖИМАЯ СВЯЗЬ
Баджи проскользнула в лабораторию как всегда без стука. Она порозовела и запыхалась, в се глазах сверкало нетерпение и любопытство.
– Ну, что там у тебя, Мули?
Муленберг ногой захлопнул дверь покойницкой, не дав Баджи заглянуть внутрь.
– Ничего, - ответил он с напускным равнодушием.
– А в списке тех, кого я не хочу видеть - сейчас это все на свете - ты стоишь первой. Уходи.
Баджи сунула перчатки в большую сумку, висевшую через плечо, и бросила ее на прозекторский стол в дальнем конце лаборатории:
– Меня не проведешь. Я же видела у ворот "мясницкий" фургон. И знаю, что в нем. Там были два трупа из парка. Эл рассказал.
– Этому Элу, который только и делает, что жмуриков по городу катает, не мешало бы заштопать рот, - с горечью буркнул Муленберг.
– Нет, эту парочку ты не увидишь.
Баджи подошла к нему вплотную. Несмотря на раздражение, он не мог не заметить, какие мягкие и пухлые у нее губы. "Но всегда ли они такие?" подумал он и расстроился еще больше, вспомнив - Баджи запросто может прикинуться такой соблазнительной, что у любого мужика пар из ушей повалит. Ее чары и на него подействовали - за это он себя возненавидел.
– Отойди от меня, - проворчал Муленберг, - ничего не выйдет.
– Что именно?
– промурлыкала Баджи. Муленберг заглянул ей прямо в глаза и промямлил, что предпочел бы Баджи, даже возведенной в двенадцатую степень, кусок сырой печенки.
Ее губы утратили мягкость, но и жесткими не стали. Она лишь добродушно рассмеялась:
– Раз обольстить тебя не удается, попробую убедить.
– Пустое, - отозвался Муленберг.
– К тем двоим я тебя все равно не пущу, ничего о них не скажу и тебе не удастся накормить обывателя очередной порцией кровавой стряпни, которая у вас в газете именуется репортажем с места события.
– Как хочешь, - вдруг сдалась Баджи, прошла к прозекторскому столу и вытащила из сумки перчатки.
– Прости, что оторвала тебя от работы. Тебе явно хочется побыть одному.
Муленберг уставился на нее молча - от удивления у него отвисла челюсть. Он стоял и смотрел, как Баджи вышла из лаборатории, как притворила за собой дверь, но тут же вновь се распахнула и обиженно спросила:
– Может, скажешь хотя бы, почему не хочешь говорить об этом убийстве? Он почесал в затылке.
– Ладно, скажу, - если будешь паинькой.
– Муленберг умолк, затем продолжил:
– Не твоя это епархия, вот и все. Лучше, пожалуй, не выразишься.
– Двойное убийство на Лавер-лейн - не моя епархия? Да я только и пишу о том, как "вышел месяц из тумана, вынул ножик из кармана...".
– Баджи, на сей раз дело нешуточное. Оно ужасное. Попросту отвратительное. И очень серьезное - но по соображениям, совершенно отличным от тех, какие ты хочешь обрушить на читателей.
– Что же это за соображения?
– Медицинские. Биологические. Социальные.
– В моих статьях биологии всегда хоть отбавляй. И социального пафоса тоже: они пестрят банальностями о пороках общества - так я разбавляю сексуальные сцены. Или ты не знал? В общем, у нас остались только медицинские соображения. Что в них особенного?
– Уходи, Баджи.
– Брось, Мули. Меня уже не проймешь ничем.
– Знаю. В твоих репортажах больше клинических подробностей, чем в учебнике анатомии. Но все же, Баджи, об этом деле я лучше помолчу.
"Доктор Муленберг, подающий надежды молодой биолог и медэксперт городского полицейского управления заявляет: сам факт жестокого убийства двух человек и нанесения им тяжких увечий - мелочь по сравнению с теми ужасами, что таятся за этим преступлением. С медицинской точки зрения оно необъяснимо, считает Муленберг". Тут Баджи ему подмигнула:
– Ну как, звучит?
– Она взглянула на часы:
– Успею вставить в утренний выпуск, если удачную "шапку" придумаю. Что-нибудь вроде: "Врач теряет дар речи от ужаса". И подзаголовок: "Медэксперт скрывает подробности двойного убийства". А внизу твоя фотография.
– Только посмей такое напечатать, - взревел Муленберг.
– Да я тебя!..
– Ладно, остынь, - взмолилась Баджи, стремясь его успокоить.
– Не стану. Правда, не стану!
– Обещаешь?
– Клянусь, Мули, если только...
– С какой стати мне с тобой торговаться?
– воскликнул он.
– Ну-ка вон отсюда!
– Он хотел захлопнуть дверь у Баджи перед носом, но девушка сказала: "А что, если в редакционной статье поднять вопрос: "Имеет ли право мед-эксперт утаивать сведения о маньяке-убийце и его методах?". Произнеся эту тираду, она захлопнула дверь сама. Муленберг закусил губу - да так сильно, что чуть не вскрикнул от боли. С возгласом "Погоди!" он выскочил в коридор.
Баджи закуривала, прислонясь спиной к дверному косяку.
– А я и так, - резонно заметила она.
– Ну-ка, пойдем!
– рявкнул он, схватил ее за руку, втащил в лабораторию и хлопнул дверью.
– Что за грубости?
– пожаловалась Баджи, потирая руку и ослепительно улыбаясь.
– От тебя иначе, как все рассказав, не отделаешься.
Так?
– Так. Лучше всего будет, если ты дашь мне эксклюзивное интервью.
– А ты потом извратить каждое мое слово, - хмуро отозвался Муленберг и, взглянув на Баджи, буркнул:
– Ладно, садись.
– Слушаю и повинуюсь.
– Не отвлекайся.
– В словах медика впервые промелькнула характерная ирония. Рассеянно закурив, он спросил:
– Что ты уже знаешь о случившемся?
– Совсем немного, - ответила Баджи.
– Жертвы, что называется, общались без слов в парке, как вдруг на них напали хулиганы и убили - чуть более жестоко, чем обычно. Но, взглянув на трупы, санитар "скорой" распорядился отвезти их не в городской морг, а прямо к тебе.
– Откуда такие сведения?