Неразгаданное сердце
Шрифт:
Когда она вновь проснулась, наступил вечер. Она была уже в доме. Шторы на окнах задернуты — яркие ситцевые занавески, недорогие, но симпатичные. Комната была маленькой, с низким потолком, и хотя на дворе стояло лето, в камине горел огонь. Вирджиния шевельнулась, тетушка тут же поднялась из кресла у камина и подошла к ней.
— Вот ты и опять проснулась, — сказала она. — Хочешь немножко супа?
Вирджиния кивнула. Тетя покормила ее. Суп был даже вкуснее, чем медовое питье. Съев изрядную порцию, Вирджиния почувствовала себя не такой усталой.
— Я рада… видеть… вас… тетушка Элла Мэй, — сказала она, тщательно подбирая
— Да, дорогая, — мягко ответила тетя.
Вирджиния вдруг вспомнила и разговор на повышенных тонах, и отца, пришедшего чуть ли не в ярость, как часто бывало с ним, когда ему кто-нибудь перечил; и мать, тоже разозленную; и хлопанье дверьми, и то, как тетя Элла Мэй уходила из дома со слезами на глазах, но непобежденная и непреклонная в своем решении.
— Я… помню, — вслух произнесла Вирджиния. — Вы ушли… из дома.
— Да, дорогая, — подтвердила тетя. — Я ушла и вышла замуж. А к тебе на свадьбу меня пригласила твоя мать.
— Ко мне… на свадьбу! — Вирджиния замерла. Затем она сказала, как бы сама себе:
— Торт… упал на меня и… золото! Голова… очень болела. Наверное, все из-за той огромной… уродливой диадемы.
— Когда ты упала, — сказала тетя Элла Мэй, — диадема все катилась и катилась по полу.
У Вирджинии дрогнули губы, раздался слабый, дребезжащий смех.
— Я всегда считала, что диадемы до смешного бесполезны! — улыбнулась тетя Элла Мэй.
— Мама… называла ее… короной, — вспомнила Вирджиния, и они вместе рассмеялись. Внезапно смех оборвался.
— Мама! — испуганно вскричала Вирджиния. — Она… рассердится… что я заболела… Почему… она позволила мне… быть здесь?
Тетя отошла от кровати.
— Поговорим об этом в другой раз, детка.
— Нет, сейчас, — настойчиво потребовала Вирджиния. — Я хочу… знать. Она… сердится, ведь так?
— Я не хочу тебя огорчать, — произнесла тетя Элла Мэй своим мягким голосом. — Но твоя мама больше не сердится, Вирджиния, детка. Она… умерла!
Вирджиния уставилась на нее, пораженная.
— Умерла! — медленно проговорила она. — Мне и в голову никогда не приходило, что мама… может умереть. Она всегда казалась такой сильной… такой… такой несгибаемой. Так вот почему… я с вами?
— Да, дорогая.
Позже Вирджиния считала, что, прежде чем она узнала о случившемся, прошло несколько дней, состоявших из вопросов, недосказанных фраз, ответов, которые, как ей казалось, не пугают или расстраивают, а только усыпляют. Но на самом деле, как потом поведала ей тетя Элла Мэй, Вирджиния благодаря своей настойчивости узнала правду всего сутки спустя после того, как пришла в сознание.
— Когда ты упала в обморок, — рассказывала тетя, — твоя мать ужасно рассердилась и расстроилась. Она решила, что ты притворилась больной, чтобы не встречать гостей, а упала просто из-за неуклюжести. Она пришла в ярость, увидев диадему на полу, и еще больше разбушевалась, когда убедилась, как трудно поднять тебя на ноги.
— Дальше! — прошептала Вирджиния.
— Твоя фата и платье мешали, но наконец, когда удалось поднять тебя с пола и отнести в маленькую приемную за гостиной, в которой собрались все гости, твоя мать неистово кричала, что свадьба продолжается. «Вирджиния присоединится к нам, как только придет в себя! Пусть кто-нибудь останется с ней; мне все равно кто». И тут я выступила вперед и предложила приглядеть за тобой. «Ах, это ты, Элла Мэй? — сказала твоя мать. — Ты должна знать толк в таких делах, ведь у тебя такой большой опыт. Поставь этого ребенка на ноги как можно быстрее!» И она вышла из комнаты, закрыв за собой дверь. Но когда я взглянула на тебя, то ясно поняла, что поставить тебя на ноги не удастся еще очень долгое время.
Когда появились врачи, — продолжила тетя Элла Мэй, — у них нашлось много мудреных названий для твоей болезни, но я тебе скажу по-простому. В течение многих лет тебя набивали всякой всячиной как рождественскую индюшку, а это — яд для организма. Сахар, жирное молоко, паштеты, деликатесы вместе с вином, которое велели принимать твои лекари, превратили то, что от природы было молодым здоровым телом, в гору больной плоти устрашающих размеров. И не только твое сердце не выдерживало; отравленная кровь питала мозг, да прибавь к тому же беспокойство и переживания из-за твоей свадьбы; все это привело к тому, что мы, деревенские жители, называем горячкой.
Вирджиния слегка вздрогнула.
— Горячка! — воскликнула она. — Так значит, я была не в себе?
— Ты бредила, — пояснила тетя. — Почти все время говорила о деньгах. Эту тему я никогда особенно не любила, а теперь так просто не выношу.
— Мне казалось, что на меня льется золото, когда я падала, — сказала Вирджиния. — Я ясно помню. И торт тоже опрокинулся.
— То огромное сооружение из белой несъедобно-сладкой массы! — воскликнула с улыбкой тетя. — Это самое лучшее, что могло с ним случиться!
— Значит, я так и не вернулась на торжество! — сказала Вирджиния. — Мама, наверное, бушевала.
— Она так разозлилась, что ночью с ней случился удар, — ответила тетя Элла Мэй.
— О, господи! — всхлипнула Вирджиния. — Бедная мама! Должно быть, я ужасно ее разочаровала.
— Боюсь, что так, — согласилась тетя.
— Она никогда не любила меня, — 4» призналась Вирджиния, — хотя часто повторяла, что балует меня. Но ее любовь проявлялась только в подарках, когда я делала то, что она хотела. Мне никогда не разрешалось делать то, что я хочу. Боюсь, у вас будет шок, тетя, но я не испытываю жалости от того, что она умерла. Она всегда вызывала во мне только одно чувство: как будто меня с головой накрывает бегущая волна, от которой нет никакого спасения.
— Не будем говорить плохо о мертвых, — отрезала тетя Элла Мэй. — Но думаю, что даже самый близкий друг твоей матери признал бы, что у нее был сложный характер. Под ее давлением твой отец стал мультимиллионером и не выдержал напряжения, сломался. Она и на тебя давила, разве нет?
Вирджиния молча опустила глаза.
— А что случилось… с ним? — еле слышно прошептала она.
— С твоим мужем? — деловито осведомилась тетя, — Он единственный, кто сохранил хладнокровие после того, как слегла твоя мать. Ты лежала больная в одной комнате, твоя мать — в другой, а все остальные разрывались между вами, высказывали самые дикие предположения и ровным счетом ничего не делали! Адвокаты, душеприказчики появились невесть откуда, как по волшебству, галдели по всему дому так, что почти невозможно было что-нибудь разобрать. И тогда я поговорила с твоим мужем и предложила забрать тебя с собой в деревню. Я рассказала ему, кем тебе прихожусь и кто я по профессии, и он тут же согласился, не раздумывая.