Неразрешимое бремя
Шрифт:
Девочка самозабвенно вырезала из бумаги платье, что ей нарисовала Тень, высунув язычок от усердия и не обращая внимания на происходящее. Я присел рядом с ней и спросил:
— Вера, скажи мне, тебе здесь нравится?
— Угу.
— Нравится, что тебя называют чужим именем?
— А мне все равно. Как меня только на улице ни называли, — девочка равнодушно пожала плечами, не отрываясь от своего занятия.
— Ты будешь шить платье для куклы?
— Да, — она наконец оторвалась от вырезания и мечтательно улыбнулась. — Я хочу сделать куклу, такую
Я про себя удивился, что кто-то считает Лидию красивой. Девочка приложила вырезку к плотной ткани и стала аккуратно вырезать по контуру. Ее маленькие ручки ловко управлялись с большими портновскими ножницами, хотя их лезвие и соскальзывало иногда с ткани.
— А вы знаете, какой у нее любимый цвет? — девочка опять оторвалась от своего занятия.
— У кого? — не понял я, погруженный в невеселые мысли. Во всей этой ситуации была какая-то неправильность. Да, ребенок определенно доволен, как счастливы и его названные родители, но благополучие это искусственное и хрупкое, и может разрушиться в единый миг. Как рушится спокойствие безумного разума, случайно выведенного из равновесия.
— У госпожи Лидии! Почему вы такой непонятливый! — раздраженно протянула девочка, и я содрогнулся от осознания того, что она копирует безумицу даже в интонациях.
— Не знаю, — пожал я плечами, но меня спас господин Изхази, который вернулся с чашкой ароматного крепкого чая.
— Не досаждай гостю, Евочка. Госпожа Хризштайн обычно заказывает платья серого или синего, иногда голубого цветов. Если ты возьмешь вот тот синий атлас, я думаю, ей понравится.
— Ну вот, — надулась девчонка, откладывая искромсанный кусок алой ткани. — А я хотела красный.
Я застыл, разглядывая ткань. Мысли завертелись в безумной пляске, возможно ли это?.. Я словно зачарованный отобрал у девочки ножницы, взял первый попавшийся отрез и стал разрезать его вдоль, чувствуя как земля уходит из-под ног. Боже, какой же я был слепец!
— Что вы делаете! — взвизгнула девочка, пытаясь отобрать у меня ткань. — Это же госпоже Лидии на подарок! Отдайте!
Она со злости пнула меня по ноге, но боли я не почувствовал, ножницы выскользнули из переставшей повиноваться руки.
— Евочка, что ты творишь? — засуетился портной, в недоумении разглядывая мою застывшую фигуру. — Господин инквизитор, зачем вы…
— Это портновские ножницы? — безжизненно спросил я. — Они отличаются от обычных?
— Да, портновские, для закройки. А что? Куда же вы? А чай?
Я вылетел из дому словно безумец и помчался в бордель.
— Господин инквизитор, что вы себе позволяете? — возмущенно спросила сводня, перекрывая мне проход. Привратника я просто отодвинул в сторону, а когда он попытался воспротивиться, пригрозил ему клинком. — Я вызову городских стражников! Это самоуправство!
— Замолчите, госпожа Розмари! — я был очень зол и не менее раздосадован. — Если вы сейчас же не проводите меня в комнату вашей модистки, я отправлю вас за решетку за препятствие дознанию. Сядете рядом с капитаном и городским управителем, которых вы так беззастенчиво подкупали взятками.
— Откуда вы?.. — она прикусила язык. — Это неправда!
— А дознание выяснит, правда или нет. Заодно выяснит, чем вы шантажируете клиентов и при чем тут Серый Ангел. Пойдете как соучастница его дерзких грабежей.
— Это не так! Это я пострадавшая сторона! Госпожа Хризштайн обещала…
Сводня семенила следом, причитая и жалуясь на то, что бессовестный злодей похитил всю ее выручку, что ей теперь нечем кормить бедных девочек, что она ни слухом ни духом, знать не знала и слышать не слышала про него ранее…
— Открывайте! — я остановился перед запертой дверью. — Живей, кому сказал!
Хозяйка перекосилась от возмущения, но послушно открыла комнату портнихи Агнесс. Вот они, три пары, аккуратно висят в кожаных карманчиках на стене. Я подошел ближе и стал вытаскивать их по очереди.
— Где сейчас ваша модистка?
— Агнесс уехала почтить могилу брата. Она еще вчера просилась, но я не отпустила, представление пришлось готовить в срочном порядке.
Вторая пара ножниц оказалась заляпана плохо оттертой и уже засохшей кровью. Я заглянул в карман, где висели ножницы, потеки крови ожидаемо обнаружились и там.
— А что случилось? — сводня обеспокоенно топталась у меня за спиной.
— У кого есть ключ от ее комнаты? — ножницами мог воспользоваться любой, но я был уверен, что это Агнесс.
— У меня, экономки, у мужа. Все. Да что случилось то?
— Где говорите похоронен ее брат? — спросил я, оглядываясь в комнате. Вывернул на пол кипу рукоделия, заглянул в ящики комода.
— За городом, кладбище при монастыре заступника Тимофея. Да что же вы творите? Чем Агнесс провинилась?
— Где ее вышивка? Ту, что она делала для будущего младенца Лиены?
Госпожа Розмари уставилась на меня как на сумасшедшего.
— Да откуда ж мне знать? Может в лавку на продажу отнесла, может кому подарила…
— Вы арестованы, госпожа Розмари. По подозрению в соучастии колдовству. Пройдемте.
Я подхватил возмущающуюся сводню под локоть и потащил прочь из заведения.
Дорога в монастырь заняла у меня более двух часов, туда и обратно по дикой жаре, но я пожалел лишь об одном. Что так опрометчиво отказался от щедрого подарка Лидии, в мантии хорошо было выступать в суде, но никак не скакать на взмыленном жеребце, глотая дорожную пыль. Сводня сидела за решеткой, капитан Лунтико был недоволен, но возражать не посмел, стоило лишь упомянуть вояга Хмельницкого. Я чувствовал, что все больше становлюсь похожим в своем поведении на Лидию, но сейчас меня это уже не пугало. Незнакомый доселе азарт преследования колдуна будоражил кровь, несмотря на все мерзкие подробности, что я узнал у отца настоятеля про историю семьи Иптискайте. Каюсь, не смог удержаться от мелкого тщеславия, поэтому послал записку в дом Лидии с просьбой присутствовать при аресте колдуна.