Нереальная реальность

Стальнов Илья Александрович

– Что происходит, друзья? – Степан с неутомимым занудством хотел расставить точки над «и».

– Потом, – буркнул «питекантроп» и вышел из комнаты.

Стена затворилась, и земляне остались одни.

– Вить, у меня ощущение, что нас хотят надуть, – сообщил Степан.

– А когда его у тебя не было?

– И ведь всегда к месту… Вообще, мы летаем, как шарики от пин‑понга, по нас лупят ракетками.

– Но вот чья сейчас подача? – поднял палец Лаврушин. – Это вопрос вопросов.

Степан обошел помещение. Обнаружил ванну, туалет, кухонный аппарат, выплевывающий по заказу синтетические блюда. Потом упал на диван. На сей раз в его тоне проскользнули нотки оптимизма:

– Все‑таки здесь получше, чем в гостях у Кунана.

– Главное – живы.

– Пока живы, – уточнил Степан, по привычке капнув из

пипетки дегтя в бочку меда.

* * *

Гость сразу произвел впечатление серьезного господина. Его волевое лицо было лицом человека напористого, привыкшего повелевать, проноситься метеором, оставляя позади себя одни осколки. Такие люди прекрасно знают, что хотят, и обычно достигают цели. Он нарушил уединение землян.

Сопровождали незнакомца двое крупногабаритных горилл, чем‑то напоминавших телохранителей Звездоликого, только уступавших им по размерам раза в полтора – не так уж и много. Теперь гориллы расслабленно подпирали стену у выхода, а их босс по‑хозяйски распластался в кресле. Имел на это право, поскольку, похоже, и был здесь хозяином.

Внешне он походил на преуспевающего бизнесмена, одет в рубашку из дорого голографического шелка и в брюки из суперпластика, которые не рвутся и не снашиваются – одежда соответствовала местной моде. По земным понятиям он выглядел лет на тридцать пять. Но необходимо учитывать, что усилия местных геронтологов не пропадают зря, продолжительность жизни на Химендзе растягивается до ста двадцати лет без особого труда, при этом процесс дряхления замедляется, так что можно было предположить, что он уже преодолел рубеж, на котором праздничными цветочками выложена цифра пятьдесят. Лаврушину он сразу не понравился. При соприкосновении с подобными субъектами царапаешься, как о колючую проволоку. Впрочем, у Лаврушина не вызвал добрых чувств пока еще не один человек на этой планете. Они все были колючие.

– Ну как вам Кунан? – спросил гость негромко. Улыбка его была приветливо‑угрожающая. Лаврушин в очередной раз подумал, что на Химендзе любимое национальное искусство – это нагонять друг на друга страх – жестами, взглядами, словами.

– Не слишком, – скривился Степан.

– Правильно, не слишком, – гость поудобнее уселся на диване. – Он мой старый приятель.

– Дела‑а, – протянул Степан.

«Из огня, да в полымя», – подумал Лаврушин и иронически осведомился:

– Вместе в школе учились?

– Скажем, вместе начинали. Святоша всегда был шустрым. Оглянуться не успеешь, а он уже режет подметки на ходу. Как он лихо карабкался наверх – это было загляденье. А как он сбрасывал с хвоста старых друзей – без малейших сомнений и терзаний.

Гость замолчал, притворно горько вздохнул, и продолжил:

– Это ведь нехорошо забывать старых друзей, не правда ли?

– Друзья тоже бывают разные, – буркнул Степан.

– Добрых старых друзей. Он вспоминает теперь о них лишь тогда, когда решает их сожрать.

– Простите, а с кем мы все‑таки имеем честь? – осведомился настырный Степан.

– Я Стинкольн, – небрежно бросил мужчина, не считая нужным вдаваться в объяснения. Действительно, к чему объяснения, когда и так все ясно?

«Этому кровососу что нужно?» – подумал Лаврушин, холодея. Стинкольна знала вся планета. Слава его донеслась до последних пещер в диких Лесах. Это имя никого не оставляло равнодушным. Оно могло вызвать ненависть, злость, преклонение, но только не равнодушие. Стинкольн был «слугой Буйволов». Краткое пояснение – при слове «буйволы» жители Химендзы сперва вспоминают вовсе не жвачных ленивых животных, и уж конечно – не команду американского футбола – что могут знать в такой дыре о великом американском футболе? При слове буйволы на ум местным обитателям приходит длинный список легендарных дерзких преступлений, обширная география сфер влияния этой организации, чем‑то схожей с мафией на Земле, но куда более могущественной. «Буйволы» были, конечно, послабее почивших в бозе «Сынов ночи», из которых вышел сам Звездоликий, но при «сынах» и ночи были чернее, и времена куда более лихие, и ситуация куда более благоприятная для неприкрытого и наглого бандитизма… И еще одно пояснение. «Слуга буйволов» – это вовсе не значит, что человек, носящий это звание, будет мыть полы на бандитских малинах, стирать галстуки лиходеям и чистить их финские (или какие там) ножи. Скорее

все будет наоборот, ибо «слуга» – это вовсе и не слуга, а самый что ни на есть настоящий хозяин, а точнее – пахан. Истории известно, что на самом деле Стинкольн начинал с Кунаном в клане «Сынов ночи». Став первым человеком Джизентара, Звездоликий начал разделываться со своими бывшими врагами и друзьями, соратниками и конкурентами. Он не хотел больше не видеть их, не слышать о них. Ему не нужна была ничья власть рядом со своей. Он хотел быть хозяином везде – начиная от дворцов и офисов и кончая самыми глухими улицами. Потом выяснилось, что и Звездоликому бандиты могут быть очень даже полезны. Главное – найти балланс различных общественных сил. В этом состоит искусство мудрого управления. Получалось, что править Джизентаром куда проще, имея под боком этих кровожадных диких хищников. Хотя бы потому, что кланы составляли противовес силам сопротивления, «Союзу Правдивых». Да и в народном сознании нетрудно было отождествить одних с другими и вызвать к ним одинаковую ненависть. Кроме того, держать в руках «сельву» – это сплошная головная боль, отвлечение сил и средств, которые нужны диктатору для другого. Необузданные стада оборванцев и бродяг из «сельвы» куда сподручнее пасти с помощью диких псов. Кунану удавалось манипулировать всеми этими силами. Он был мастером противовесов. Он умело ограничивал рамки деятельности кланов, направлял их в нужное русло. Причина, почему Звездоликий не отправил к праотцам своего старого друга Стинкольна, была загадочна. Уж кто‑кто, а старые друзья диктатора были несчастными людьми и на этом свете не заживались. Совсем их, бедолаг, не осталось. Вот только Стинкольн еще коптил небо. Одни считали, что благодаря своей неуловимости. Другие – по причине каких‑то темных связей с Кунаном. А еще ходила легенда, что диктатору предрекли – его успех и жизнь Стинкольна есть вещи мистически взаимосвязанные и взаимообусловленные. Если «Слуга Буйволов» погибнет по милости диктатора, нить оборвется. Свой же успех Звездоликий берег, относился к нему с почтением.

– На этот раз пришлось наступить старому приятелю на больную мозоль, – произнес Стинкольн.

– Не боитесь, – осведомился Степан, – что перепадет от друга?

– Нет, – Синкольн приветливо улыбнулся. – На меня он не подумает. Решит, что это проделка дурковатого Комсуса рен Таго.

– Ну а вам‑то мы зачем? – устало осведомился Лаврушин, уже привыкший к тому, что их скромные персоны пользуются повышенным спросом.

– Вы хотите это знать?

– Еще как.

– То, что я говорю вам, не выйдет из этих стен. Узнай о нашем разговоре Кунан – мне конец. Когда я расскажу вам все, любая, даже слабая попытка выйти из игры, будет расценена как дезертирство. Ясно?

– Куда яснее, – проворчал Степан.

– Конечно, я не слуга, а король. У меня есть королевство. За мной – сила. Но кроме меня есть еще короли. Пусть послабее, но все‑таки короли. Они могут объединиться, и тогда будут сильнее меня. А если их объединю я?

– То станете сильнее многократно, – кивнул Лаврушин.

– У моего друга Звездоликого не все так гладко, как он хочет представить. И поход всех королей ночи, их согласованный мощный удар может выбить его из седла.

В глазах Стинкольна сейчас горела ненависть. Лютая, застарелая, не знавшая выхода долгие годы ненависть. Так можно ненавидеть только друга, который стал врагом и достиг того, о чем ты не можешь даже мечтать. Желание сместить диктатора у него было таким же всепоглощающим, как у Кунана мечта отомстить Содружеству. И таким же бесполезным. Подними Стинкольн хоть всех бандитов планеты, Звездоликий ему не по зубам.

«Умеют же они искренне ненавидеть», – подумал Лаврушин, вспоминая выражение на лице диктатора, когда тот говорил о Тании.

– Выбивайте, мы не против, – пожал плечами Степан.

– Для этого мне нужны вы.

– Зачем?

– У Кунана есть архив, где забита вся информация о «королях». А мне ее так не хватает. Имея ее, я приберу к рукам всех недругов, они станут слугами. У меня будет империя. Мощная. Непобедимая империя. И тогда ни один Звездоликий мне не страшен.

– Пожалуйста, мы не против, – произнес Лаврушин.

– В архиве очень сложная система электронной защиты. Охрану мы можем взять на себя, но вывести из строя электронику не в состоянии. Вы, танинане, можете создавать вокруг себя биополя, парализующие электронные системы.

– Что? – Лаврушин изумленно уставился на него.

– Не скромничайте, – бандит посмотрел на вовсе не горящие воодушевлением лица землян. – Вы сделаете это. Если хотите жить.

Степан хотел что‑то возразить, но Лаврушин предостерегающе стиснул его руку.

– Через три дня в это же время я приду сюда. Постарайтесь быть готовыми. Мы идем на большое дело.