Нереальная реальность
Шрифт:
Человек, сидящий рядом с водителем, потянул руку к кубику, заменявшему ему голову, провел по нему пальцами, там что‑то щелкнуло – маска свернулась в бесформенный комок с кулак размером. То же проделали еще двое сопровождавших и шофер.
Теперь земляне могли рассмотреть своих похитителей – или спасителей – это как посмотреть. За рулем сидел пожилой человек, лицо его бугрилось следами от страшных ожогов, от чего имело устрашающий вид. Двое парней, наоборот, внешность имели плэйбоистую, в чертах их лиц было что‑то испанское, им на роду написано нравиться девочкам и жить легкой, шалопайской
Никто из новых друзей (или врагов) не проронил ни слова. Видимо эти люди не относились к любителям почесать языком на досуге.
Теперь сиди и гадай – кто они? Помощники Друвена, обещавшего выручить землян? Или друзья стройного офицера четвертой ступени, обещавшего то же самое? Или те, кто еще не успели что‑то наобещать, но тоже имели на землян свои планы?
Машина крутилась по улицам, разъезжаясь по миллиметровке с другими машинами. Улицы шли все более обшарпанные. И наконец началась «сельва» – обширные городские трущобы. Всем трущобам трущобы!
Лимузин, покачиваясь на мягких рессорах, замер. Землян бесцеремонно затолкали в фургон. Его крышу украшал пластиковый шмат сыра, обернутый алюминиевыми цепями сарделек – именно такая была эмблема, обозначавшая принадлежность машины к крупной фирме по производству и перевозке мясомолочных искусственных продуктов. Сопровождающие в черном тоже расположились в салоне.
Фургон взвыл электродвигателями и в несколько секунд набрал приличную скорость. Он понесся через узкие улицы. Шли мрачные смрадные нагромождения домов, в которых чернели окна с выбитыми стеклами. На тротуарах ржавели остовы машин, валялись переполненные и давно не убираемые мусорные баки, около которых кипела какая‑то осмысленная жизнь. Голые детишки играли в грязи. На тротуарах сидела шантрапа разных возрастов. Бродяги спали, зарывшись в груды мусора. Было достаточно многолюдно. Все это походило на Латинскую Америку в самом убогом варианте.
За очередным поворотом улицу заполонил дерущийся бандитствующий молодняк. Была куча‑мала. Каждый бил каждого, разобрать что‑то в этой битве было невозможно.
Обожженый водитель бесстрастно направил фургон в самую гущу драки. Шпана выпрыгивала прямо из под колес. Послышался стук – машина зацепила кого‑то. Лаврушин обернулся и увидел мальчишку, голого по пояс, увешанного блестками и железяками, татуированного. Он лежал на асфальте, одной рукой держась за ногу, а другой грозя вслед димузину кулачком. Из всего этого можно было сделать вывод – люди в черном церемониться не привыкли. Обожженный не притормозил бы, пусть даже ему пришлось ехать по головам туземцев из «сельвы».
– Крысиный народ, – кинул «питекантроп».
Фургон начал замедлять скорость. Взвизгнули тормоза. Машину слегка занесло, она нырнула в арку и остановилась посреди запущенного двора.
Двор был окаймлен восьмиэтажными зданиями, в которых давно уже не было квартир, а были лишь берлоги потерянных и никчемных людей, которые облюбовали
– Выходите, – произнес «питекантроп».
Земляне прошли в вонючий подъезд, для этого пришлось перешагивать через обрушившийся козырек. Лаврушин наступил в кучу дерьма и зло выругался. Ничего не попишешь. Судьба такая. Ему давно говорили: «если в радиусе километра есть куча дерьма, ты в нее обязательно наступишь».
– За мной, – велел «питекантроп», вытаскивая из кармана и включая круглый, крошечный, казалось, состоящий из одной лампочки, но мощный фонарь.
Стершиеся ступеньки вели в подвал. Вскоре процессия очутилась в небольшой, очищенной от мусора комнатенке.
«Челюсть» пошарил в углу, чего‑то повернул, чем‑то щелкнул, затем уперся в стену, и она как турникет закрутилась вокруг оси, освобождая проход.
– За мной, – «питекантроп», похоже, привык выражаться односложно и гнал словами пленников вперед, как хлыстом пастух гонит овец.
Проход был тесен даже для одного человека. Плечи касались стен, и крупному Степану немудрено было застрять и ждать, как Вини‑Пух, пока не похудеет. Но через несколько метров коридор расширился. Зато сверху стала сочиться вода, стены поросли противным мхом. Ноги скользили, как на льду, стоило определенных усилий удерживать равновесие.
– Черт! – Лаврушин привычно неуклюже загремел на пол, рука его утонула в склизкой массе – ничуть не лучше кучи дерьма, в которую он окунул ногу на входе.
Коридор начал извиваться. Потом раздвоился. Потом сузился, расширился. Штукатуренные участки перемежались со стенами желтого кирпича. В луче фонаря метались маленькие тени.
– Уф, холера! – Степан наступил на какую‑то мелкую шерстистую тварь, которая отреагировала тонким злобным визгом. Неудивительно, что в таких местах водятся грызуны – мелкие затворники этих лабиринтов нрава вороватого и дурного.
Процессия начала подъем по винтовой лестнице. Карабкаясь по ней, Лаврушин ударился коленом – куда ж без этого? Потом был смазан по лицу чьим‑то пренеприятным хвостом – и надо же, крыса выбрала именно его!
Вскоре все стояли на площадке диаметром в пять метров. Сюда никогда не просачивался дневной свет.
– Кунан здесь не найдет, – заверил «питекантроп». – Даже заручись он поддержкой самой Птицы Дзу.
– Или Великого Змея, – неожиданно встрял обожженный.
Земляне затравленно огляделись. Их не прельщала жизнь в этом сыром холодном темном каменном мешке с уходящей вниз винтовой лестницей.
Но они рано отчаивались. «Питекантроп» повозился на полу, опять что‑то оттянул, что‑то звякнуло – и кусок стены ушел в сторону. Этот человек был мастер двигать стены.
Проход вел в комфортабельно обставленную просторную комнату. Там были кресла, диван из желтого пластика, телевизор – вид которого напомнил о стереоэкранах в камере и о специфических программах тюремТВ. На низком столике возвышалась кипа журналов и стопка книг. В углу был пульт и бар с хрустальными стеклами, за которыми скрывались бутылки самой различной формы – мечта алкоголика.