Нерон и Сенека
Шрифт:
Рев толпы в подземелье все нарастал.
— Да! Да! — в восторге кричал Нерон. — И тогда на арену выйдут они, наши миляги, убойные люди! Речь! Цицерон!
Запряженный в колесницу сенатор патетически начал речь:
— О зрелище битвы на арене! Глядите: вот побежденный гладиатор сам подставляет горло победившему врагу. Вот он выхватывает меч, дрогнувший в руке победителя, чтобы бестрепетно вонзить его в себя. Презрение к смерти и жажда жизни — вот что такое гладиаторский бой!
И сенатор заржал. Амур и Венера бешено аплодировали.
— Какое все-таки замечательное искусство наше римское сенаторское красноречие! — вздохнул Нерон. — Что там еще у нас ожидается завтра? Живые картины
Нерон взглянул на Венеру. И Венера подошла к клетке, где стоял огромный черный бык с золотыми рогами. С нежным призывным воркующим смехом Венера посылала быку воздушные поцелуи.
— Кстати, после исполнения этой шлюхой роли Пасифаи я соберу сенат…
Сенатор с готовностью заржал.
— Да, да, единогласно! И эта девка займет место Рубирии, символа нашего целомудрия, — нежно улыбнулся Нерон. — Ну а потом, после живой картины любви, мы покажем живую картину героизма — «Мучения Прометея». Это будет центром всего зрелища. Сначала я сам прочту бессмерт-ную трагедию Эсхила «Прикованный Прометей». А в это время Прометея, укравшего у богов огонь для людей и научившего нас всем искусствам, будут мучить… — Нерон дружески обнял Сенеку. — И вот здесь я хочу с тобой посоветоваться, учитель. Сначала я задумал мучить согласно преданиям: соорудить на арене скалу, приковать к ней Прометея и так далее, по традиции. Но в скале сейчас есть что-то старомодное. Мучения Прометея должны быть жизненны. Поэтому я придумал: мы распнем Прометея по-современному, — он величественно указал на золотой крест, — на кресте! Грандиозно?! Ну, после распятия и моего чтения на глазах ста тысяч восторженных зрителей Прометей начнет терпеть свои великие муки…
И тотчас деловито вступил Амур:
— Гефест проткнет ему тело шилом железным. Потом дрессированный ворон будет клевать печень.
Факел выхватил из темноты громадного ворона, сидевшего под крестом на цепочке.
— И вот тут-то и возникает главное затруднение. — И Нерон совсем дружески обнял Сенеку. — Кого взять на роль Прометея? Назначить из них? — Нерон указал на подземелье. — Не тот эффект!.. Я ведь и сам-то пытался исполнить роль Прометея. Правда, всего лишь на сцене. Помню, надел огромные котурны, чтоб быть всех выше. И тут актер Мнестр — великий был актер — он… он… — Нерон замешкался и взглянул на Амура.
— Перерезал себе вены, — напомнил Амур.
— Ах, Мнестр, бедный… Вот этот Мнестр, — болтал Нерон, — мне и говорит: «Ты хочешь сыграть Прометея высоким, а он был великим». Величие — вот ключ. Понимаешь, придется не только терпеть боль на глазах тысяч, но при этом еще оставаться богом — то есть терпеть мужественно, величаво… — И Нерон приник к лицу Сенеки. — Кто сможет?
И на мгновение, на одно мгновение лицо Сенеки дрогнуло… И Нерон засмеялся и, оттолкнув Сенеку, продолжал болтать, болтать:
— Кстати, о богах… Я совсем забыл главную живую картину Нероний — это когда в цирке появляется земной бог — я!
И Нерон вскочил в золотую колесницу. И ударил бичом. Амур взял сенатора под воображаемые уздцы. И колесница с Нероном медленно тронулась по арене.
— Римляне от всей души приветствуют своего цезаря согласно установленному сенатором регламенту! — провозгласил Нерон и хлестнул бичом сенатора.
— Когда цезарь вступит в цирк, — пронзительно закричал сенатор, — с первой трибуны прокричат шестьдесят раз: «Цезарь, да сохранят тебя боги для нас!!!»
И сенатор, с трудом волоча золотую колесницу, безостановочно заорал:
— Да сохранят тебя боги для нас!!!
— Ну полно… полно, —
Сенатор послушно замолчал.
— Продолжай, идиот, — прошептал сквозь зубы Нерон.
И сенатор завопил с прежним воодушевлением:
— После чего с другой трибуны прокричат: «Мы всегда желали такого цезаря, как ты!!!» — сорок раз! А потом со всех трибун вместе: «Ты наш цезарь, наш отец, друг и брат. Ты хороший сенатор и истинный цезарь!!!» — восемьдесят раз.
Нерон ласково кланялся пустым трибунам. Амур аплодировал. Венера, будто в экстазе, подхватила овации.
— Да… да, — шептал Нерон. — И вот тут-то начнутся аплодисменты. Ах, как я люблю аплодисменты! Ты не актер, Сенека, не понять тебе эту радость оваций! Ах, ласкающий самое сердце звук! Ну а потом…
Теперь Нерон сидел в императорской ложе. Сенека по-прежнему стоял внизу на арене. Венера и Амур бесконечно аплодировали, а сенатор, запряженный в колесницу, вопил свои приветствия.
— Да, да… — счастливо смеялся в ложе Нерон. — Я занял свое место и все вслушиваюсь, вслушиваюсь в эти сладостные звуки… И вот тут ко мне подходят… точнее, должны были подойти… четверо. Четверо твоих несравненных мудрейших друзей: сенатор Антоний Флав, консул Латеран, сенатор Пизон и поэт Лукан. А я все млею от оваций. И тогда сенатор Пизон в поклоне обнимает — точнее, должен был обнять — мои колени. А в это время великий Лукан передает мне их послание. Я, наивный человек, разворачиваю свиток, читаю. — Нерон развернул воображаемый свиток. — И тогда консул Латеран наваливается на меня сзади, хватает за руки. А сенатор Антоний Флав, твой четвертый друг, бьет меня ножом в сердце. — И Нерон выхватил нож из-под золотой тоги.
Сенатор в ужасе заржал и поволок прочь по арене золотую колесницу…
В одно мгновение Нерон был на арене. Он схватил за горло сенатора.
— Нет, — вопил Нерон, — ты больше не Цицерон!! Ты вновь ублюдок — сенатор Антоний Флав, решивший убить своего цезаря! Ну, покажи нам, как ты хотел это сделать! — В бешенстве он засовывал нож в руки сенатора. — Коли меня! — Он разорвал на себе тогу. — Ну, бей меня! Никого нет! Только Сенека! Ваш друг Сенека, которого вы мечтали сделать правителем Рима! Он тоже поддержит! пристукнет сзади ученика!.. Ну, смелее, мразь! — визжал Нерон, подставляя грудь под нож.
И тогда сенатор упал на колени и отбросил нож в сторону… Заржал.
— И это современный Брут, — усмехнулся Нерон. — О жалкий век! — И совершенно спокойно обратился к Сенеке: — Вчера на рассвете мне донесли о заговоре. Как ты думаешь, что сделал я, учитель?
— Я несведущ в подобных делах, и мне не отгадать, что сделал Великий цезарь, — невозмутимо ответил Сенека.
— Самым естественным было бы всех их за решетку, — радостно предположил Амур.
— Да, так поступили бы все прежние цезари, — благосклонно улыбнулся Нерон. — Но не я. Я знаю свой век. В наше время не нужно усилий: достаточно сделать так, чтобы заговорщики сами узнали, что заговор раскрыт. Ну, в прежние времена, конечно, сразу бы что-нибудь предприняли: выступили бы первыми или попросту сбежали. Но не ныне!.. Ныне они заперлись в своих домах и начали ждать, подставив шеи под приближающийся топор. Они улеглись в своих роскошных ваннах и позвали хирургов. Ты свидетель, Сенека: я только посылал к ним трибуна! И они поспешно резали свои тела, не забывая угодливо завещать имущество мне — своему убийце! Чтобы я не преследовал их жалкое потомство. — И он приблизил безумные глаза к глазам Сенеки. — Потому что этим городом давно правлю не я и не великие боги… А страх! И в этом городе страха давно перевелись люди. Осталось только мясо и кости людей. — Он засмеялся и объявил: — Мясо и кости сенатора Флава!