Нерон. Блеск накануне тьмы
Шрифт:
По полю бродили люди. Они собирались в толпы возле флагов, которыми были отмечены пункты раздачи еды, лекарств и одежды, а также пункты, где можно было получить советы законников касательно утерянной недвижимости, и места, где можно узнать или разместить информацию о пропавших без вести.
Я всерьез отнесся к предупреждению о возможном покушении и потому шел через толпу в сопровождении стражников. Люди, все, что встречались мне на пути, ликовали, узнав своего императора. Трудно было поверить, что они могут желать моей погибели. Но, как
– Цезарь! Цезарь! – кричали толпившиеся вокруг несчастные и пытались хоть на словах передать мне свои петиции.
– Мой муж пропал…
– Сын, мой сын ранен… – стенала женщина, поднимая на руках ребенка с перевязанными ногами.
– Моя рука… Я теперь калека. Как жить? Я медник, как работать с одной рукой? – вопрошал мужчина.
– Все обращайтесь к моим агентам в пункты помощи, – отвечал я. – Они помогут, именем меня помогут.
Но люди хотели получить помощь здесь и сейчас. Жаждали получить ее напрямую от своего императора. Они свято верили в то, что я владею некой магией и смогу излечить их ребенка или вернуть силу искалеченной руке.
Я мог восстановить их разрушенные, сгоревшие дома, но не мог вернуть навеки утерянное.
«Я воздам вам за те годы, в которые пожирала урожай подбирающая саранча» [33] .
Откуда взялись эти слова в моей голове? Поппея. Да, это она. Моя жена зачитывала что-то такое из иудейских писаний, которые так ее увлекли.
Ей это нравилось, потому что там говорилось о том, что не только брошенные в землю зерна взойдут, но и годы тоже.
«Только бог имеет власть над временем», – процитировала она.
33
Иоиль 2: 25.
Но какой бог? Который из них?
Иудейский бог желает изменить то, что навлекли на нас римское боги?
Время… И его отобрали у нас римские боги, ведь на то, чтобы восстановить разрушенное за девять дней, у нас уйдут месяцы и даже годы.
Я воздам вам за те годы…
– Цезарь, ты здесь! Ты с нами! – поприветствовал меня Эпафродит, когда я подошел к его штабу, и жестом пригласил меня пройти к столам, за которыми не покладая рук работали с различными списками его секретари. – Мы оцениваем ущерб и фиксируем потери. Запросов, понятное дело, поступает очень много.
– Ты можешь возместить потерянное время? – вопросил я. – Есть пункт, где оказывают подобную помощь?
– Цезарь? – Эпафродит непонимающе уставился на меня.
– Списки имен, собственность, еда… все эти вопросы можно решить. Но нельзя вернуть время и, конечно, жизни. Эти потери – незаживающие, вечно саднящие раны.
– Цезарь, мы не боги, – развел руками Эпафродит. – Мы не можем вернуть или восстановить то, над чем имеют власть только боги и что живет лишь однажды.
– Все так, – согласился я. – И мы должны признать, что наши силы ограниченны, хотя те обездоленные на полях хотят, чтобы у нас было больше власти, чем мы уже имеем.
– К этому их подталкивают желания, но никак ни знания, – сказал Эпафродит. – Мы делаем то, что в наших силах, и не должны испытывать муки совести от того, что не можем сделать больше. У каждого из нас есть свой предел. Как говорится, выше головы не прыгнешь.
– Ну надо же, ты прям философ, а я думал, что ты мой главный секретарь и администратор.
Эпафродит рассмеялся:
– Чтобы стать эффективным помощником императора, надо быть еще и немного философом.
– Тебе удается, – одобрил я. – Если ничего не имеешь против, пойдем, покажешь мне один из твоих пунктов помощи.
В ближайшем раздавали еду – доставленное из соседних городов зерно. Несколько мужчин и женщин контролировали процесс. Очередь была длинная.
– Из сельской местности к нам на помощь прибыло много людей, – объяснил Эпафродит. – Без них мы бы вряд ли справились.
У следующего пункта несколько врачей оказывали помощь пострадавшим, на столах были разложены бинты, медицинские инструменты и масла от ожогов. Тут же стояли походные койки, на которых лежали обессилевшие люди, рядом – сваленные в кучу клюки и костыли.
– Много ожогов, что естественно, – пояснил главный врач. – Но и переломов с открытыми ранами тоже немало. Раны воспаляются от грязи, мы обрабатываем их вином и маслами, но около половины так и не заживают. В результате люди либо умирают, либо мы ампутируем конечности. Есть еще и те, кто умирает от шока во время ампутации. – Он тряхнул головой. – Столько человеческих трагедий. Мы работаем день за днем, а люди все идут и идут.
Я поблагодарил его и пошел дальше.
На пункте по раздаче одежды обстановка внушала хоть какой-то оптимизм. Работники улыбались, а страждущие в лохмотьях быстро хватали предлагаемые им туники, плащи и шляпы.
– Откуда все это? – спросил я.
– Пожертвования от фермеров и деревенских жителей, – ответил главный на этом пункте. – Они очень щедры.
Мы пошли дальше, и Эпафродит сказал:
– Кстати, о щедрости. Сенека сделал просто огромное пожертвование. Похоже, отдал в залог большую часть своего состояния.
– Сенека?! – изумился я.
Впрочем, он ведь ушел на покой, а не умер, так чему удивляться? Старик занялся написанием своих философских трудов на загородной вилле, просто я последнее время слышал о нем только из вторых уст, вот и удивился.
Мой старый наставник порвал все связи между нами. Было больно, но я сумел переступить через это и жил дальше.
Он не одобрял принимаемые мной решения, главным образом – брак с Поппеей и то, что я осмелился выступать на публике как музыкант, тем самым нарушая его стандарты римского этикета.