Нерушимый 9
Шрифт:
— Мать моя женщина, — восторженно пробормотал тесть, — тот самый? «Титан — чемпион»?
Я усмехнулся. Рина принялась толкать нас в спины.
— Поговорите на улице, пожалуйста. Папа, спасибо, что приехал. Но ты видишь, что она устроила?
— И сколько она так будет лежать? — шепнул тесть. — Вдруг ей и правда плохо?
— Ага, вон, какая румяненькая. Столько жил с ней, и не понял?..
— Просто отвык, — пожал плечами он.
— Спасибо, Олег, — кивнул я глянул в пакет: там был, похоже, ночник, и еще две коробочки — наверное, какие-то приблуды
— Я пойду, — виновато проговорил тесть, еще раз глянул на тещу.
— Да пусть валяется. Чем дольше молча пролежит, тем лучше. — Рина обняла отца. — Попросила бы тебя остаться, но непонятно, как она себя поведет. Перед парнями неудобно.
На нас спикировал фотограф, сделал пару снимков, и мы отправились провожать тестя. Видно было, что он не хочет уходить, да и Рина не горела желанием его отпускать.
— Потом вы куда? — спросил тесть уже на улице.
Больше всего ему хотелось побыть с дочерью подольше.
— Ночью в аэропорт, оттуда — в Форос. Ты ж сказал, что на вахте! Я и не рассчитывала… а так бы нашли время поболтать, конечно.
— Увидимся, — невесело улыбнулся он, пожал мне руку: — Рад был познакомиться. Может, — он подмигнул, — автограф? Мужики от зависти лопнут.
— Лучше себяшку, — предложила Рина. — Или давайте я вас сфотографирую на твой телефон.
Мы с тестем придвинулись друг к другу, она сняла нас, снова обнялась с отцом.
— Какая же ты у меня красивая! — восторженно проговорил он, отстранившись и любуясь дочерью. — Будьте счастливы, дети!
Тесть побрел прочь — одинокая фигура в золотистом ореоле фонарей. И тут я, ошарашенный случившимся, наконец начал соображать, кое-что придумал и крикнул:
— Подождите! — Тесть обернулся, подошел к нам.
— У нас самолет в пять утра, — сказал я. — В аэропорту желательно быть в три: регистрация, то, се. — Мы могли бы уложить тещу спать и сбежать пораньше. Ключ она, как и договаривались, Санычу отдаст.
— Боюсь, некого будет укладывать, — усмехнулась моя жена. — Она обидится, поедет домой и полгода не будет со мной разговаривать… Нет, меньше. Неделю. На день рождения позвонит как ни в чем не бывало. — Рина подумала немного и сказала: — И слава богу! За сегодня все кишки вымотала. Папа, мы на такси за тобой заедем, телефоны есть, не потеряемся.
Вот теперь он уходил с расправленными плечами. И только когда тесть окончательно исчез из вида, я качнул пакетом.
— Мы даже не посмотрели подарок. Неудобно получилось.
Рина достала нечто в непрозрачном чехле, стянула его, явив взгляду фарфоровую статуэтку — целующаяся пара под зонтом, от которого расходились тончайшие нити, заключая фигуры в шар. Этот шар, видимо, должен светиться, если вставить шнур в розетку.
— Красота, — улыбнулась моя жена.
— Там еще что-то есть, — сказал я и достал серую бархатную коробочку. — Открывай ты.
Там оказались два золотых браслета — один с толстыми звеньями цепи, очевидно, мой, второй с изящным плетением. Причем в изящный было встроено три массивных звена, усыпанных бриллиантовой крошкой, и наоборот: в мой — фрагмент браслета Рины.
— Отец совсем ума сошел! — бросила она в пустоту. — Миллионер выискался!
Я молча взял тонкий браслет, застегнул на ее руке. Она то же самое проделала с моим.
— Отцовское благословение, — проговорил я.
Ни в той жизни, ни в этой я не знал, что это такое. Пусть Олег Игнатьевич и младше Звягинцева, которым я был до того, как попал сюда, но он теперь считается моим отцом.
Даже на каблуках Рине пришлось встать на цыпочки, чтобы дотянуться до моих губ. Мы немного постояли, обнявшись, и я не выдержал, спросил:
— Отец намного младше матери?
— На двенадцать лет, они в воинской части познакомились. Пожили немного, меня заделали. После родов у матери пошел гормональный сбой, она стала терять адекватность и сожрала отца. Мне было четыре года, кога они развелись. Естественно, виноват он. Ну, она так считает.
— Ясно.
Из бара выглянула Маша, будущая Клыкова.
— Вы тут как?
— Тестя провожали, — ответил я.
Проходящая мимо группа подростков остановилась, головы повернулись в нашу сторону, я чуть сжал руку Рины.
— Идем к гостям, а то они и правда «скорую» твоей матери вызовут.
— Красней теперь за нее… — проворчала Рина, переступая порог.
Теща все так же лежала на полу. Стол отодвинули, над ней замерли потирающий подбородок Димидко, Микроб и Клык.
— Ну где там ваша «скорая»? — спросил Микроб.
У меня возникла хулиганская мысль, возможно, навеянная выпитым шампанским: попинать тело — но я отогнал ее, посмотрел на Рину. Взгляд ее налился свинцом, как когда она смотрела на Анжелику. Моя жена (как непривычно ее так называть!) подошла к встревоженному бармену, выглядывающему из-за стойки, что-то прошептала, аппетитно изогнувшись, и я понял, что хочу домой. Или в отель — куда-нибудь, где можно уединиться, потому что такая Дарина была мне незнакома, и это заводило.
Ну почему девушки не носят платья? Это так будоражит!
— А вдруг ей правда плохо? — поделился опасениями Клык.
Рина развернулась и, держа перед собой кисточку для рисования, как свечу во тьме, победно улыбнулась, склонилась над матерью и принялась щекотать у нее в носу. Теща крепилась, но не выдержала, скривилась и все-таки чихнула, села.
К этому моменту все разошлись и сделали вид, будто ничего не происходило и не происходит.
— Спасибо, мама, что проявила понимание, участие и не испортила мне праздник, — проговорила Рина и подошла ко мне.
За тещей я наблюдал, глядя в черный экран «плазмы», где отражался зал. Она села, потом встала, налила себе сок, частично расплескав его по скатерти, и направилась к выходу, ни с кем не прощаясь. Когда дверь за ней закрылась, Рина ткнулась носом мне в шею и прошептала:
— Вот реально легче стало. Хочется залезть на стол и орать «Ура», размахивая шляпой.
К стойке приблизился Сан Саныч и с озабоченным видом спросил:
— С ней точно все в порядке?
— В абсолютном, — ответила Рина.