Нервные люди
Шрифт:
Дав себя уговорить, женщина потом долго вертелась у зеркала, подставляя ему свои спелые бока. Ликующий продавец стоял рядом, не отнимая рук от груди и сопровождая ее движения полным восхищения взглядом.
– Милый, а как тебе мое новое платье? – произнесла она спустя четверть часа куда-то в никуда.
– Да, – послышался глухой голос милого из ниоткуда.
– Что да?
– Платье.
– Все с тобой ясно. А, может, лучше вон то, в горошек? Нет уж, пожалуй, пусть будет все-таки в цветочек, да, в цветочек.
– А к этому платью вам обязательно нужна вон та брошь,
Короче говоря, еще через половину часа на прилавке лежали отобранные сумка, очки, платье, шляпка, брошка, босоножки, ажурные чулки с корсетом, бюстгальтер и что-то там по мелочи.
– Всего на…эээ… девятнадцать тысяч семьсот рублей со скидкой, – торжествующе произнес продавец. – Как будем расплачиваться, картой или наличными, мадам?
В ответ женщина молча положила на кассу четыре пятитысячные. Мужчина сиял, как черноморское солнце в зените.
– Сдача – триста рублей.
На какое-то мгновение он задумался, вспомнив, что для дневного плана ему оставалось наковырять как раз триста рублей выручки. Конечно, до конца рабочего дня еще почти два часа. Вполне себе возможная перспектива. А что, если…? Раз поперла такая удача, надо ковать, пока горячо. И продавец, порывшись где-то в своих закромах, извлек на свет божий перламутровый обруч для волос:
– Если желаете, на сдачу могу вам предложить вот такой обруч. Из последней коллекции, кстати. Я, кажется, видел подобное изделие на темени у Кристины Орбакайте, кажется, во время «Голубого Огонька» …
У дамы сразу вспыхнули глаза.
– Боже мой, синий, со стразами, прелесть какая! – простонала она, взмахнув ресницами. – Именно такой, какой я давно уже ищу. Котик, ты даже не представляешь, какая удача! Разумеется, я его беру.
– Ну тогда ровно двадцать тысяч, без сдачи! – продавец, ликуя, приготовился было принять деньги.
– Но, понимаете ли…? – Дама в нерешительности прикрыла купюры рукой.
– Что-то не так? – напрягся работник прилавка, вдруг почуяв неладное всем своим профессиональным нутром.
– Именно, – женщина замялась. – Вы меня, конечно, простите, но к этому обручу совершенно не подходят ваши зеленые хамелеоны.
Продавец с гримасой сожаления на лице хотел уже было возразить, но все же не рискнул и молча смел очки с прилавка, после чего опять замер в нерешительном ожидании, ибо дама по-прежнему не убирала руку с денежной массы.
– Что-нибудь еще? – голос мужчины начал предательски дрожать, а глаза затуманились.
– Простите, но тут еще такой нюанс. Я что-то не могу взять в толк, а зачем мне тогда нужен ваш зеленый ридикюль и эти не совсем практичные босоножки!..
Тут у продавца, видимо, обнаружилась слабость в ногах, раз он придвинул к себе стул.
– И, вот еще, заберите, пожалуйста назад ваше платье тогда. Оно мне теперь тоже совершенно без надобности, ну и все остальное заодно… Да, кстати, вот они,
На кассу легли три сотенные. В сторону прилавка невозможно было даже смотреть. Со стороны казалось, что продавец сейчас разрыдается.
– Милый, мы уходим, я взяла себе то, что хотела. Слушай, а знаешь, что? Пошли-ка в соседний бутик, я кажется там видела интересный сарафанчик, как раз под тон этого обруча. Алле! Котик, ты меня вообще слышишь? Ты где вообще? – Дама наконец поискала глазами своего супруга. – Ах, вот он ты где!
В углу на стульчике, опустив голову на газету, мерно посапывал муж.
Испытание чиновника
– Ну все, кажется, еще одну осилил. – Секретарь государственной гражданской службы 2 класса Родион Рассольников, облегченно вздохнул и, отложив в сторону наконец-то дочитанный роман, протер красные от напряжения глаза. Что ни говори, а повышение культурного уровня дается ему совсем нелегко. Если «Каштанка» усвоилась его организмом еще туда-сюда, то с гоголевским «Ревизором» пришлось уже основательно попотеть. А Достоевский со своим «Преступлением и наказанием», тот так вообще довел Рассольникова до полного нервного изнеможения. Бросив случайный взгляд на книжный шкаф, Родион мелко вздрогнул. Ведь там на полке, отражая солнечный свет пыльными книжными корешками, его уже вовсю заждались Аксаков, Бабель и Мандельштам. Нет, прямо издевательство какое-то. Впрочем, что тут поделаешь. Такова установка руководителя Департамента, при котором Рассольников почитай уже лет десять как отвечает за одно очень важное направление – следит, чтобы во всех принтерах была заправлена писчая бумага, и своевременно обновлялся график дежурств в выходные и праздничные дни. Хотя, какая это установка – блажь, прихоть одного недалекого самодура с завышенной самооценкой.
Перед ним как наяву встала эта самодовольная рожа, когда Рассольников принес ему на согласование свой свежесверстанный график, где он ошибочно, а, следовательно, вовсе даже не нарочно, подписался секретарем первого класса. Подумаешь, самозванец какой нашелся. Ну, задумался слегка, замечтался. Приличный человек на такую ерундовину даже внимания не обратит. Так-то же ведь приличный.
– В секретари первого класса, гляжу, намылились. Не рановато ли собрались? – поинтересовался тогда глава Департамента с издевательской ухмылкой на своем круглом, как у филина, лице.
– Простите, случайно вышло, – торопливо заблеял резко вспотевший Рассольников, – больше не повторится, замечтался я что-то.
– Скажите уж лучше – размечтался.
– Я исправлю…
– Нимало не сомневаюсь. Кстати, тогда уж заодно поправьте – «в течение» пишется через е. А старорежимное «заместо» уж извольте поменять на «вместо». Не в Приказной избе служите. Да, и вот еще что. Если вам вдруг опять непреодолимо захочется размечтаться, – директор оторвался от изучения бумаги и презрительно посмотрел на подчиненного поверх очков, – то тут мое мнение остается неизменным – либо вы повышаете свой культурный уровень до приемлемого и тогда, может быть, заметьте, может быть, я переведу вас в первый класс…