Нервы
Шрифт:
Теперь трое работали вместе – доктор, Бузони и Бил. Рабочий был без сознания, и они готовили все необходимое, чтобы на месте начать переливание крови. Нужно было полностью заменить его зараженную кровь свежей. Группа крови рабочего была вытатуирована на его запястье. Феррел раздел пострадавшего, и на защищенный бокс установили опрыскиватели, чтобы смыть с тела радиоактивную пыль и грязь, если она попала на него. Доктор на минуту задержался и внимательно посмотрел на человека: это был Клем Мервин, сын суперинтенданта! За щитком шлема почти нельзя было разглядеть лица самого Мервина, но он медленно кивнул в ответ на быстрый вопрошающий взгляд доктора, и
– Мы спасем его, – пообещал Феррел.
Если говорить только о его жизни, это была чистая правда. Теперь человека можно спасти даже после того, как он получит огромную дозу. Но мало было просто остаться в живых: у молодого человека впереди был как минимум целый год адских мучений, без всяких сомнений, он не сможет иметь детей, а его рассудок будет непоправимо поврежден.
Скрывать это от Мервина не было никакого толку: он и сам прекрасно знал об этом. В проход заехала крошечная машина, похожая на танк, за которой тянулись пожарные рукава. Она должна была тщательно вымыть помещение изнутри. Наконец она выехала, и красный флаг на здании реактора стал опускаться. Похоже, уровень радиации внутри опустился до безопасной величины – благодаря той жертве, которую принес Клем Мервин. То, что он закрыл контейнер с ценным, но смертельно опасным составом в герметичном боксе для отходов и захлопнул порты реактора, предотвратило слишком сильное повышение уровня радиации. Мервин, похоже, уже взял себя в руки:
– Док, что бы там ни было, делайте все, что можете. Я должен спасти оставшийся калий и отправить его в больницу, пока там никто не умер, не дождавшись его.
Он отошел, собирая по пути своих людей. Неподалеку уже стояла машина скорой помощи из городской больницы. Феррел дал рабочим знак, и они стали грузить в нее похожий на гроб бокс с так и не пришедшим в сознание человеком. Сам доктор и его спутники в это время снимали защитные комбинезоны. С этим случаем лучше всего справятся в больнице Кимберли – в отделении для пациентов с радиоактивным поражением. Оно было меньше, чем в заводской больнице, но для долгого и медленного процесса поддержания жизни в человеке оборудование там подходило лучше.
Доктор начал забираться в машину скорой помощи, но Блейк остановил его: – Возвращайтесь назад, док. Я сам займусь этим.
Что ж, и это было неплохо. Доктор отступил назад и проводил взглядом машину, которая отъехала под завывание сирен. Потом время от времени он будет заходить в больницу к Клему, но сейчас он не мог сделать для него большего. Потребуются месяцы напряженного лечения, чтобы восстановились сильно поврежденные ткани.
Он направился к тележке. Сохраняя молчание, Бузони пошел рядом с ним. Дорогу им преградила группа примерно из полудюжины мужчин. Один из них сделал шаг вперед:
– Значит, вот как вы обычно лечите ваших пациентов, доктор, – резко сказал он. – Успокаиваете их пустыми обещаниями, спихиваете на кого-нибудь другого и думаете, что ваша работа сделана?
Остальные открыли рты от удивления и собрались одернуть говорившего, но Бузони опередил их:
– Заткнитесь же, черт побери! – грубо сказал он.
По сравнению с этим высоким человеком с тяжелой челюстью Бузони казался совсем маленьким, но он просто толкнул его и отодвинул с дороги, давая Феррелу пройти. Вместе с доктором он забрался на тележку, в то время как остальные члены комиссии конгресса оторопело смотрели ему вслед.
Потом они повернулись к мужчине, кричавшему на доктора, но Феррелу было уже все равно, что они скажут или сделают.
– Еще некоторое время он будет жаждать моей крови, но Морган успокоит его, Роджер, – сказал Бузони и криво усмехнулся. – Завтра мы оба извинимся друг перед другом и пожмем руки. И, что забавно, на этом все, скорее всего, и закончится. В этом кругу так обычно и происходит. У меня никаких неприятностей не будет, так что забудь об этом. Скажи еще спасибо, что большинство в комиссии не такие, как он. Они согласятся со мной, когда я скажу, что ты все сделал совершенно правильно. И, возможно, они проследят за тем, чтобы молодому Мервину дали медаль.
Доктор устало кивнул головой: это не имело значения. Он совершенно не беспокоился о том, какие отзывы о его работе появятся в отчете по этому происшествию. С технической точки зрения этот случай не представлял собой ничего из ряда вон выходящего, и с ним справились быстро и правильно. Он знал это. Также он знал, что его сотрудники просто не в состоянии были совершить чудо, чтобы на месте гарантировать, что молодой человек будет жив, а главное – здоров, хотя он, безусловно, заслужил право на то и на другое. При современном состоянии медицинской науки это невозможно сделать. И до тех пор, пока такие чудеса невозможны, он не сможет получать полное удовлетворение от своей работы.
Потом он отвлекся от раздумий над этим случаем, похоронил его вместе с воспоминаниями о других трагедиях, лежавшими глубоко в его памяти. Однажды их накопится столько, что он будет больше не в состоянии терпеть их боль, и это будет значить, что он состарился. Но пока он еще мог нести их груз. Когда тележка остановилась, он пожал Бузони руку, обменялся парой ничего не значащих фраз о том, что надо бы встретиться на следующей медицинской конференции. Но, скорее всего, они там не встретятся, слишком уж большой была разница между практикующим врачом – Феррелом и оставившим практику Бузони. Он особо проследил за тем, чтобы инструменты, которые касались Мервина, были помещены в дезактивационную камеру, и только потом направился к зданию администрации для доклада Палмеру. Наверно, управляющему уже в общих чертах доложили о происшествии, но он непременно захочет подробнее узнать, какие шансы есть у молодого рабочего, и что для него можно сделать.
И возможно, ему нужно будет, чтобы рядом находился человек, которого он хорошо знает. Человек, который сможет поддержать его, когда он поймет: произошла та самая случайность, которая одна могла положить конец всем надеждам на то, что завод оставят в покое. Для самого завода это было обычное происшествие, но для того, кто никогда не был свидетелем несчастного случая на атомном производстве, оно могло служить окончательным и неопровержимым доказательством того, что все относящееся к атомным станциям опасно, и что их близость к населенным пунктам таит в себе угрозу. Доктор подумал, как Эмма отнесется к переезду – если только весь завод может переехать.
АЛЛАН ПАЛМЕР ДАВНО твердо усвоил, что управляющий должен находиться на своем рабочем месте – в кабинете.
Он шел к этому знанию долго, и это был дорогой урок, но в результате ему пришлось смириться с этой участью. За своим рабочим столом он делал ту работу, которую, кроме него, никто не мог выполнить: он управлял. Если бы он покинул свое место и отправился совершать подвиги, требующие отчаянного мужества, рабочие, возможно, полюбили бы его за это, но сами же и пострадали бы, потому что кто бы тогда занимался его делом?