Несбывшаяся весна
Шрифт:
Варвара Савельевна уверяла, что Петр был в одном лагере с Никитой. Ну что ж, очень может быть. А может быть, это была просто ложь, чтобы разжалобить Ольгу.
Да, если в самом деле Казбегов и его жена – немецкие агенты, то, значит, и Варвара Савельевна заодно с ними. Ей не за что любить Советскую власть, у нее все основания эту власть ненавидеть. У Казбеговых – тоже. Ольге не понять, не узнать, каким образом и почему Петр должен был попасть в Энск именно через Мазуровку. Может быть, сначала у него было другое задание, а потом что-то пришлось спешно перерешать. Он ли, Варвара ли Савельевна, или
И вот надо придумывать новый план. Конечно, конечно, Казбегов мог увезти Петра в Камышин. Вместо этого он спас всех раненых и рискнул жизнью своей и брата. Ну, предположим, теперь, когда в Мазуровке фашисты, он в безопасности. Но брат его погибнет, конечно. Может быть, он уже расстрелян – по закону военного времени. Тимур Казбегов и пальцем о палец не ударил бы ради раненых! Но его умолила, уговорила, заставила Варвара Савельевна, и Казбегов не смог отказать, ведь ей он был обязан жизнью.
«Я ради тебя… ради тебя и Петра… Молчи! Ты никогда не поймешь, никогда не узнаешь!» – твердила Варвара Савельевна.
Ольга поняла и узнала…
Кем бы она ни стала теперь, Варя Савельева, к чему бы ни привела ее жизнь, она и в самом деле навсегда осталась подругой Сашеньки Русановой. Только ради старой дружбы она спасла ее дочь… а заодно и жизнь других людей. Своих врагов.
Ольга не будет судить ее. У нее даже в мыслях этого нет! Она и Петра не судила бы – именно потому, что он был с ней рядом у Варвары Савельевны, и та словно бы издали защищала его, как защищала в Мазуровке. Ольга с ужасом подумала, что она даже могла бы ради Варвары Савельевны скрыть найденные документы… как скрыла ради нее же обман с самострельными ранами и Валентинины «горчичные» махинации. Могла бы… если бы здесь не было пистолета, который вытащили из кобуры Полякова. И если бы подполковник Храмов не сказал: «Вы что, не понимаете, Поляков, что у меня есть все основания беседовать с вами и Аксаковой в другом месте и совершенно в другой тональности?»
Ведь тогда их разлучат! Это может кончиться лагерем для обоих! Или даже расстрелом для обоих! «Если бы умереть рядом, это еще как-то можно было бы пережить», – подумала Ольга.
Нет, и надеяться нечего. И вообще, зачем умирать, если у них сейчас есть такое счастье – любовь? Надо жить! Ее находка – средство спасти Полякова. Поэтому как можно скорей следует отнести коробку ему.
Только осторожно. Если случайно наткнуться на Валентину или Петра… Жизнь чревата потрясающими случайностями, это Ольга уже хорошо поняла. «Таких невероятных совпадений не бывает!» – сказал Поляков Храмову. Ну так он ошибся. Бывает все!
Ольга завернула документы и пистолет в газету, положила в коробку, обернула тряпкой, которой мыла пол, и сунула сверток в пустое ведро. Прихватила швабру – для полноты маскировки – и вышла из гардеробной. Только поднялась на первый этаж, как услышала грозный голос Натальи Николаевны:
– Братчиков!
Ольга увидела шофера Генку Братчикова, который быстро спускался
– А? – оглянулся Генка. Вид у него был до крайности озабоченный.
– Ты куда ходил? – сердито спросила Наталья Николаевна.
– А чего?
– Не «чего», а «что»! – фыркнула Наталья Николаевна. – Ты посмотри на свои ноги!
Генка опустил глаза на свои разношенные сапожищи:
– А чего?
– Да где ты столько грязи на себя нацеплял? И почему потащил ее в палаты? Ты посмотри, ведь за тобой следы по всему госпиталю остались!
Сапоги Генки были усыпаны какой-то мелкой белой крошкой. Такая же крошка, перемешанная с грязью, осталась на полу, четко отмечая тот путь, который проделал Братчиков, войдя в госпиталь, поднявшись по лестнице и теперь спускаясь с нее. Надо полагать, такие же следы остались и на втором этаже, и везде, где прошел Генка.
Ольга не могла отвести глаз от пола. Да ведь это не просто крошка! Это точно такая же осыпавшаяся краска, как та, в которой перемазалась она сама, когда доставала из-под парт коробку с пистолетом и всем прочим. Только почему «такая»? Нет такой нигде, лишь возле парт! В той же крошке, видимо, перемазалась и Валентина, то-то она так старательно отчищала туфли в сугробе. И Генка мог перемазаться только там, около парт. И если у него такие грязные сапоги, значит, он очень долго там топтался. Почему? Что делать Генке Братчикову около тех парт?
А если то же самое, что делала Валентина, – пытался достать коробку? Вернее, найти ее – ведь коробка исчезла. И, обнаружив это, он помчался к Петру на третий этаж… докладывать, что документы и пистолет пропали. Он так спешил, что даже не позаботился почистить сапоги. И попался на глаза строгой чистюле Наталье Николаевне…
– Да ладно, велика беда! – огрызнулся Генка. – Вон санитарка помоет, всего-то и делов.
– «Всего-то и делов…» – передразнила Наталья Николаевна. – Вот тетеря! Иди быстро вон, чтоб глаза мои тебя не видели! А ты, Олечка, в самом деле, подотри-ка здесь пол. Доставай тряпку, живенько.
Ольга замерла. Ага, вот как достанет она тряпку, оттуда выпадет коробка, и Генка…
– Я сейчас, – проговорила она, – только воды наберу. У меня ведро пустое!
– Пустое ведро – к неприятностям! – усмехнулась Наталья Николаевна.
Ольга взглянула на нее с ужасом: вот так человек сам не знает, что говорит, а пророчит. Ее пустое ведро – к неприятностям у Петра, у Генки Братчикова, у Валентины, может быть, даже у нее самой. Ее бросило в жар от жуткой мысли. Ольга почувствовала, как на висках выступил пот. Выхватила из кармана платок, быстро вытерла лицо.
– Ты что? Заболела? – подозрительно покосилась Наталья Николаевна. – Нет? Ну тогда быстренько за водой!
Ольга, стараясь не смотреть на Братчикова (боялась, что догадается по глазам… глупости, конечно, а все равно было жутко страшно!), вбежала в туалет, который был неподалеку, выхватила из ведра коробку, сунула ведро под кран и открутила воду. Стояла, прижав коробку к груди. Куда ее спрятать? Достать пистолет и документы и рассовать по карманам? Ну да, и выйти на всеобщее обозрение с «ТТ» в кармане плотно облегающего халата…