Несчастный случай
Шрифт:
Солдат с фонариком сердито смотрит на своего спутника и переводит взгляд на играющего.
— Что ж, камень загрыз его, что ли?
— Кого загрыз? — спрашивает Картежник.
— Камень скатился сверху, я же говорю. Он только успел отпихнуть в сторону своего ребенка.
— Да кто? — нетерпеливо спрашивает Картежник.
— Один тип у нас дома, — говорит Бутерброд. — Отпихнул ребенка в сторону, а самого убило. Угодил прямо под большущий камень.
— Слыхал я о таких случаях, — замечает Картежник. Он так ни разу не поднял глаз; карты лежат перед ним в семь рядов, он вытаскивает
— Если выйдет шестерка бубен, я проиграл, — бормочет Картежник. — Такими случаями хоть пруд пруди, — продолжает он. — Иногда убивает сразу двоих. Тут уж ничего не поделаешь. Это как пуля, если она тебе на роду написана. Слушай, брось ты махать фонарем!
— Ну, не знаю, — говорит Фонарь, он подымает ремешок повыше, но продолжает раскачивать фонарик над головой Картежника. — Не суйся под камни да под пули, вот и будешь жив. Бывает и так, что хочешь не хочешь, а надо. А если нет…
— Ясно, — говорит Бутерброд, — если это твой собственный ребенок, поневоле сунешься под камень. А насчет того, что на роду написано, — это еще неизвестно. Просто один ловкий, другой — нет. Все это случайность и больше ничего.
— Кто сказал, что это случайность? — Картежник поднимает голову. — Кто сказал, что такое дело могло бы обернуться иначе? Ты, что ли, такой умный?
— Насчет него не знаю, а я могу кое-что сказать про такие вещи, — говорит Фонарь. — Да и не я один, другие тоже могут многое порассказать. Возьми, к примеру, угольные шахты, где каждый год погибают тысячи людей, и не потому, что им так на роду написано. Назначь туда инспекторов, установи правила безопасности, укрепи профсоюз да смотри в оба — и, ей-богу, не будет погибать столько людей. Уж поверьте.
— А все-таки они гибнут, — говорит Картежник. — Конечно, беречься нужно, я ничего не говорю. Но ведь бывает и так, что берегись не берегись, ничего не поможет. Мы думаем, человек сам управляет своей жизнью — оказывается, ничего подобного.
— А тот парень, — говорит Фонарь, — он мог быть поувертливее, либо наоборот. И в том, и в другом случае дело могло обернуться иначе. Он мог бы крикнуть ребенку. Почему он не крикнул? Не обязательно было бросаться туда.
— Он кричал, — говорит Бутерброд, — он кричал все время, пока бежал туда, но ребенок не обратил внимания.
— Все равно, можно было поступить как-то иначе.
— Теперь-то легко говорить.
— Брось фонарь, а то я, ей-богу, проломлю тебе череп! — огрызается Картежник. Это для него все равно, что летающая над головой муха, он просто раздражен, и солдат преспокойно продолжает раскачивать фонарик.
— Потом-то много чего можно сообразить, — говорит солдат с фонарем. — Но кто сказал, что нельзя было сообразить вовремя? И кто в конце концов управляет жизнью человека? Шестерка бубен?
— Грузовик идет, — говорит Бутерброд.
Все трое поворачивают головы, прислушиваясь к слабому рокоту мотора, доносящемуся откуда-то из-за края плато.
— Называй это как хочешь, — говорит Картежник, снова принимаясь за карты, — а только сам человек тут ни при чем.
— Да вы хоть знаете, о чем спорите, ребята? — спрашивает Бутерброд.
— О таинственной силе, — говорит Фонарь. — И мы вовсе не спорим. Некоторые любят получать готовые ответы, даже ни о чем не спрашивая.
Он слегка задевает фонарем голову Картежника, идет к окну и выглядывает наружу. Уже совсем рассвело.
— Это, наверное, едут из Денвера, от начальника снабжения, — замечает Бутерброд. — Еще три тонны мороженого мяса без костей. Три недели сидим без свежего мяса. Кто выиграл войну, спрашивается?
— Так вот, насчет этого парня и его ребенка, — говорит Фонарь. — Как обстояло дело с тем камнем? Неужели никто не знал, что он скатится? Такие вещи надо знать наперед. Может, поблизости была каменоломня и там что-то взрывали. А? Может, он был просто такой раззява, что позволил ребенку играть в том месте.
— Бывают случайности. И нечего тут голову ломать. Всякое может случиться.
— В девяти случаях из десяти все зависит от того, с кем это происходит. Ведь были же в твоем городе и другие, у кого есть дети. Почему же…
— Все зависит от того, кто оказался там, где это случилось. Там могли быть и другие, а вот под камень угодил он. Лихти. Так его звали. Плешивый был. Такой плешивый, что дальше некуда.
Картежник с трудом подымается с пола; он становится на колени и с отвращением смотрит на карты.
Бутерброд, глядя на него, лезет в карман висящей на стене шинели. Он достает бумажный кулек и извлекает еще один бутерброд. Потом поворачивается к двери и распахивает ее.
— Некоторые до того любят задавать вопросы, — говорит Картежник, подымаясь на ноги, — что не замечают ответа, даже если тычутся в него носом.
Рокот мотора переходит в рев, и на дороге появляется машина. Это большой военный грузовик с прицепом, он ползет медленно, фыркая пневматическими тормозами. У самых ворот грузовик останавливается, три солдата выходят из караульной будки и бредут к нему. В грузовике тоже трое солдат, они сидят высоко в кабине. Часовые берут и просматривают документы; солдаты в кабине устали, им давно надоела эта процедура, и никто из них не произносит ни слова. Но водитель, уже двинув машину вперед, вдруг останавливается и, высунувшись из окна кабины, окликает часовых:
— Эй, что у вас тут стряслось? Говорят, кого-то убило взрывом.
Часовые внизу переглядываются.
— Мало ли что там у вас говорят, — отвечает Картежник. — Мне ничего неизвестно.
— Говорят, был взрыв. Погибло шесть или семь человек.
— У нас все время бывают взрывы, сегодня уже грохнуло раз шесть.
— Эти я слышал, я не про них. Был, говорят, такой взрыв, что погибли люди. Несчастный случай.
Часовые опять переглядываются, пожимают плечами и заявляют, что им про это ничего неизвестно. Водитель отворачивается от окошка, грузовик трогается с места и въезжает в город.