Несчастный случай
Шрифт:
Луис улыбнулся, отвечая на улыбку Сиго, и кивнул в ответ на его вопрос. Что ж, поговорим откровенно… но при этом будем держать порох сухим.
— В сущности, я почти не знаю, каким ты стал теперь, — продолжал Сиго, — но мальчишкой ты был толковым. Мне бы хотелось, чтоб ты работал у нас. Я уже замолвил на этот счет словечко Джессапу, и он тобой заинтересовался, да еще бы ему не заинтересоваться, черт возьми! Эта лаборатория его детище, и он на ней делает карьеру. Да и я, кстати, тоже, — могу тебе это прямо сказать. Надо подобрать сотрудников, а толковые парни на улицах не валяются. Кое-кого пришлют, но за каждого, кого мы подыщем сами, особенно на технические должности, нам скажут спасибо, — Сиго снова поднялся. —
Он остановился у своего стола и минуту молча водил пальцем по очертаниям какого-то рисунка, подложенного под стекло. Вот настоящие джунгли, подумал Луис, следя за ним, точка опоры в джунглях… Ох, где-то он, старый тополь и та мирная лужайка… У Луиса перехватило горло; он пошевелился в своем кресле, и что-то слегка зашуршало у него в кармане пиджака: письмо Неймана. Луис и сам не знал, почему таскает его с собой, но сейчас… до чего забавно, что оно сейчас при нем, необыкновенно забавно! Он подумал о письме с нежностью. «Это дело огромной важности»… Он снова пошевелился в кресле и вопросительно посмотрел на Сиго.
— Луи, если ты хочешь, чтобы твоя работа имела значение, твое будущее — здесь. В большой, мощной фирме, где достаточно возможностей для начинаний самого широкого масштаба и достаточно воображения, чтобы довести их до конца. Разумеется, я только предполагаю, а Джессап располагает. Однако ему ясно, что здесь нужны и полезны вот такие молодые способные люди, как ты. Но есть одно обстоятельство. Так вот, пойми меня правильно, малыш…
«Я очень рад, что Вы мне позвонили… наша работа интереснее…»
— Джессап… м-м, видишь ли, он инженер… человек он практический, немножко ограниченный в некоторых отношениях, немножко… м-м… не стану скрывать от тебя, Луи, Джессап терпеть не может евреев. Он способен сказать какую-нибудь гадость. Он не слишком разбирается в этих вещах и способен ляпнуть невесть что. И, в сущности, ничего плохого не имеет в виду. Я уверен, ты ему понравишься. И он тебе понравится, когда ты узнаешь, какой он на самом деле. Но он может что-нибудь такое сболтнуть сдуру. Ты как… с такими вещами справляешься, Луи?
Луис полез в карман за сигаретами, но почувствовал, что рука его дрожит, и снова сунул сигареты в карман.
— Луи?
— Понимаю, Капитан. Я знаю, как это бывает.
Сиго потрепал его по плечу.
— Молодец, малыш, всегда думай прежде всего о том, что всего важнее. Я просто хотел подготовить тебя к разговору с Джессапом. — Сиго слегка наклонился и внимательно посмотрел Луису в глаза. — Ты меня хорошо понял, Луи? Поверь, в нашей фирме нет таких, настроений, просто у самого Джессапа такой заскок.
— Да, я понимаю.
Луис встал и остановился перед своим креслом. Скользнув взглядом по лицу Сиго, он обвел глазами комнату, посмотрел на окно, на дверь… Сиго что-то говорил, Луис слышал его голос, но не воспринимал слов. Он все еще стоял не шевелясь.
— …завтра, самое позднее послезавтра…
— Это будет превосходно, Капитан. — Ему пришло в голову, что где-то в этом здании, наверно, есть интереснейшая аппаратура. Любопытно было бы взглянуть на нее. Но он хочет одного — поскорей убраться отсюда.
— Что-нибудь не так, Луи?
С минуту он обдумывал эти слова, не придавая им значения, но потом их смысл дошел до него и, казалось, разом привел в ясность все, что перемешалось у него в голове.
— Нет, нет, я просто задумался. Я еще некоторое время побуду в Джорджтауне. Нет, Капитан, я понимаю. Мы еще как-нибудь потолкуем об этом… А где же Чурка? — Он подошел к двери, отворил ее, и они вместе вышли в холл.
В машине на обратном пути Чурка все пытался выяснить, сперва окольными путями, а потом и в лоб, до чего же они с Капитаном договорились. Луис был очень спокоен, отвечал уклончиво, и Чурка решил, что Сиго не спешит приглашать его на работу. Чурка пожалел об этом; мельком он подумал — может быть, компания вообще настроена против евреев? Надо будет разузнать. А он-то надеялся выведать через Луиса кое-какие подробности, которыми можно бы блеснуть в разговоре, показывая свою осведомленность! Чурка был и огорчен и разочарован, но это быстро прошло. Болтая о том о сем, он привез Луиса к себе, и они закончили день, как начали, потому что к этому времени Луиса тоже вновь охватило тепло детских воспоминаний.
Назавтра был чудесный день, в сухом воздухе уже ощущалась близость осени, но солнце сияло и грело, и ветерок доносил запах земли и зреющих хлебов. Одеваясь, Луис все смотрел в окно и решил, что в такой день не мешает прогуляться; за завтраком он попросил у отца позволения взять машину и предложил Либби прокатиться до университета. Надо проехать около шестидесяти миль, стало быть, немногим больше часа по превосходной дороге, а в этой части штата Иллинойс дороги почти все ровные и прямые, как стрела. Человек пять или шесть, знакомых Луису по Чикаго и по Нью-Йорку, учатся или преподают в здешнем университете. Приятно будет провести с ними часок-другой, а может быть, удается заодно узнать что-нибудь про Чикаго. Впервые с отъезда из Нью-Йорка он затосковал по привычной обстановке, по разговорам, какие услышишь только в университетских стенах; дико даже, сказал он себе и не стал додумывать эту мысль до конца, не связывая ее со вчерашним разговором.
Дорога к университету вела от Джорджтауна в сторону, противоположную той, куда ездили накануне Луис с Чуркой, но местность выглядела совершенно так же. Изредка — небольшой уклон, холмик, отлогий подъем, но по большей части вокруг, насколько видит глаз, тянется плоская равнина. Всюду — прямые и стройные ряды кукурузы, на стеблях которой уже торчат крепкие початки и серебрятся султаны; кое-где, на большом расстоянии друг от друга, стоят дома и хлева, как правило — белые, под красными черепичными крышами; порою заметишь и фермера, он стоит во дворе и что-нибудь мастерит или чинит, куры клюют у его ног, вдалеке пасутся коровы. На пути всего четыре или пять маленьких городишек, каждый извещает о своем названии и числе жителей белой придорожной вывеской: «Уайт Холл, 1800», «Плезент Плейнс, 900»… «Менард, 2200». Дорога рассекает их, бежит несколько минут под кронами деревьев, мимо старых домов, перед которыми зеленеют широкие газоны, мимо чистеньких магазинов и запыленных автомобилей, съехавшихся к ним со всей округи, а там снова тянутся пастбища и кукурузные поля.
Все это было хорошо знакомо Либби, поэтому она уселась с ногами на сиденье машины и всю дорогу не сводила глаз с брата. Она была не менее болтлива, чем Чурка Брэйли, вдвое любопытнее — и в восторге от того, что сейчас увидит университет, да еще в сопровождении такого знаменитого физика. Она напевала какой-то трагический романс, которому выучилась у школьных подруг, сплетничала про учителей и одноклассников, на все лады пробовала выведать побольше про Терезу и то и дело ошарашивала Луиса чрезмерной смелостью взглядов, — ничего подобного он за ней в прошлый свой приезд не замечал и готов был поклясться, что сам в четырнадцать лет вовсе не был так осведомлен. Как быстро они растут, думал он, но тут сестренка вдруг говорила что-нибудь уж вовсе по-детски наивное и начисто сбивала его с толку.