Несгибаемый
Шрифт:
– Уверен, Захар Силантьевич?
– А ты в моем слове сомневаешься?
– Да как бы часа три назад ты иное сказывал. Про крепкое купеческое слово поминал.
– Да как ты… Да я тебя…
– Все-все-все, Захар Силантьевич, не серчай. Потом – значит, потом. Вот как скажешь, так и будет, – забрасывая на спину ранец с инструментом и направляясь на выход, согласился Петр.
– Вот то-то же, – самодовольно буркнул купец в спину уходящему.
Оказавшись на улице, под лай купеческой собаки Петр с Митей быстро вдели ноги в крепления лыж и покатили по заснеженной
Поэтому, когда выпал первый снег (который, что изрядно удивило уроженца Кавказа, после этого так и не растаял), Петр озаботился лыжами. Никогда не ходил на них, но решил, что так будет всяко быстрее. Ох и намучился он, пока научился более или менее сносно бегать на этом девайсе! Пришлось в прямом смысле этого слова тренироваться, выбираясь на выпасы за слободкой.
Потом выяснилось, что длинные лыжи в городских условиях – все же не очень удобно. Громоздкие они. Опять же, на улицах города провалиться в снег не грозит. В основном приходится кататься по дорогам или набитым тропам. Поэтому Петр решил смастерить эдакие широкие коротыши. Оно и по свежевыпавшему снегу не так тяжко, и вполне себе оборотисто. Считай, те же ролики или коньки.
Затраченные усилия себя оправдали. Скорость передвижения по городу возросла минимум в два раза. Правда, приходилось быть поаккуратнее, чтобы не угодить под какого лихача с одной лошадью в упряжке или тридцатью – под капотом. С другой стороны, не сказать, чтобы движение в Красноярске было столь уж оживленным. До автомобильных пробок тут явно еще очень и очень далеко.
Поначалу его затею подняли на смех. Митя наотрез отказывался выставлять себя на посмешище. Но Петр заявил, что он никого ждать не собирается, и если Митя хочет с ним работать, то должен пошевеливаться. Это возымело свое действие. Заработок семье был нужен, а потому паренек наступил своей гордости на горло.
Впрочем, коситься и оглядываться на смешки ему пришлось недолго. Затею вполне себе оценили. Сначала неугомонная детвора, мастерившая себе лыжи из подручных материалов. Потом забаву подхватили господские дети, а там и многие взрослые подтянулись. Появилось у них и свое название – городские лыжи. К концу зимы они даже появились на прилавках вместе с лыжами нормальных размеров.
– Дядь Петр, а можно спросить? – весело катя рядом со старшим товарищем, произнес Митя.
– Валяй, – шевельнув плечами и поудобнее пристраивая ранец, разрешил Пастухов.
Удачно все же ему подвернулся этот австрийский трофей. Выкупленный за рубль у какого-то мужичка на базаре, он отлично подошел для хранения и носки инструментов.
– А вы специально в распределительном щитке с соединением намудрили? Ну, когда меня от него отстранили?
– Х-ха. Вот молодец ты, Митрий. Причем дважды. В первый – потому что промолчал и спросил только сейчас. А во второй – потому что заметил ошибку. Не зря все же я тебя вечерами гоняю и дома угол под наши занятия выгородили.
– Значит, я не ошибся?
– Не ошибся. Не ошибся. А сделал я это, потому как понял, что купец с нами не расплатится. Ну а коли так, то каждому воздастся по делам его.
– А как он честно с нами расплатился бы?
– Ну так и я бы все сразу исправил. Там дел-то – пару-тройку проводов перекрутить. Или ты ошибку увидел, а в чем она, не понял?
– Да не. Понял, дядь Петр.
– Вот и ладно. Ничего, Митя. Прибежит еще к нам, в ножки поклонится. Как говорил один мудрец, на всякую хитрую задницу найдется архимедов винт.
– Какой винт? – поспешил уточнить паренек.
– Учиться тебе надо, Митя, вот что я тебе скажу.
– Как же учиться? Вот вашу науку познать – это да, надо. А какие иные… Некогда мне учиться. Братьев да сестренку поднимать придется. Мамка одна не сдюжит.
– Это верно. Но прими совет: из кожи вон, но постарайся выучить своих братьев. Сделай их настоящими мастерами. Не все же горе-то мыкать.
– А ты, дядь Петр? Ты не поможешь?
– Ну, я. Я, по сути, человек-то сторонний. И потом…
– Не надо, дядь Петр. Понимаю я все. И она с довеском, и ты куда моложе ее. Но мамку не обижай.
– И в мыслях не было. И не будет, – искренне заверил Петр.
– Вот и ладно, – вздохнул Митя. Он успел прикипеть к постояльцу и был совсем не против, чтобы тот остался с ними навсегда. – Дядь Петр, а мы сегодня на выгон стрелять пойдем? Ты обещал, – перевел он разговор со скользкой темы.
– Обещал – значит, пойдем. Давай-ка поднажмем, а то мамка нас к обеду уже заждалась, поди. Тоже ведь обещали.
До дома пробежались, можно сказать, на одном дыхании. Аксинья их и впрямь ждала. Правда, весть, высказанная Митей с порога, ее не обрадовала. Как видно, она уж рассчитывала на купеческие деньги. Петр всегда отдавал ему четверть заработанного.
– Так уж случилось, Аксинья. Ты не серчай, – пожал плечами Петр.
– Так я что, я ничего, – вздохнула женщина.
– Понимаю я, что ты сказать хочешь. Да только нельзя спускать такое. Ну и что с того, что он купец? Нас, поди, тоже не в дровах нашли, электромонтеры как-никак. Мастера. А он решил, что за полкопейки купил нас с потрохами.
– Так ведь плетью обуха-то не перешибешь, – вновь со вздохом произнесла Аксинья.
– Перешибешь. Если с умом, – подмигнул ей Петр.
Потом прошел в свою комнату и, вернувшись, вручил хозяйке красненькую, выуженную из своих сбережений. Аксинья только удивленно воззрилась на него.
– Ну чего глядишь? То сына твоего заработок. Не его вина, что я гонор выказывать стал.
– Так ведь четверть его. А вам сегодня должны были двадцать рублей уплатить.
– Сегодня парень честно на половину заработал. Вровень со мной все делал и без ошибок. Мало того, за мной недосмотр заметил. Так что заслужил сполна.