Несгибаемый
Шрифт:
– А собачки вроде как нету. Если бы была, я бы точно потащил ее с собой, чтобы охраняла покой. А то ведь и не донести можно.
– Ну, может, на ту сторону выходит окошко и кто-то следит за товарищем. Словом, твоя правда. Отходим вон к той скале и садимся в засаду. До темноты еще часа два. По малой нужде все одно выбегут. И если собаку держат в доме, вечером обязательно оправляться выгонят. По результатам вечером будем брать.
Ну что ж, спорить было бы глупо. Во-первых, ночевать в избушке все приятнее, чем на морозе. Во-вторых, Петр и впрямь загнул. Ну какие сутки?
Согласно наблюдениям в избушке обитателей было двое. В смысле один человек и четвероногий охранник. Похоже, днем японец не боялся показываться на улице, довольствуясь тем, что собачка ведет себя спокойно. Н-да. Нечего и мечтать подобраться к избушке незамеченным. Если уж у дворняжек из мира Петра чутье было развито так, что не дай бог, то о местных лайках и говорить нечего. Учует на раз. Хорошо хоть вчера не подходили слишком близко.
– Ну и что будем делать? – поинтересовался Петр.
– Пока не знаю. Обложим его и посоветуем сдаться. Он ведь один. Сопротивляться глупо и бесполезно, – предложил следователь.
– Угу. А что, если в нем самурайский дух взыграет и он решит сделать себе харакири? А перед этим сожжет все улики? Ну должны же они вести какие-то записи. Или сведения есть в его голове. Так из живого вы их еще достанете, а после харакири вряд ли.
– А ты откуда про харакири знаешь? – удивился Кравцов.
– Какая разница. Слышал от кого-то. Да каких баек я только не слышал. Главное то, что тогда уж вам вместо награды по шапке дадут. Кхм. Н-да. Простите, ваше высокородие.
– Ага. Простил, – задумчиво сграбастав в ладонь заросший щетиной подбородок, произнес следователь. – Конкретно что можешь предложить?
– Конкретно – ночуем на улице, а перед рассветом я займу позицию шагах в полутораста с подветренной стороны, чтобы собака не учуяла. А когда японец выскочит утречком оправиться или там умыться, всажу ему пулю в ногу. Я не промажу, – тут же поспешил заверить Петр Кравцова, на лице которого появилось возмущенное выражение.
– Да какого… А если он богу душу отдаст?
– Ну, от ранения в ногу всяко не отдаст. Уж несколько суток-то проживет. А мы, пока суд да дело, доберемся до Красноярска. Ну оттяпают ему ногу. Не язык же, в самом-то деле.
– Добрый ты.
– Его дружки меня на тот свет спровадить хотели, и этот по-любому в курсе. Так с какого мне его жалеть? Так что добрый, не сомневайтесь. И уж поверьте, только ради вашего интереса, Иван Янович.
– А ничего, что до наших саней не меньше сорока километров?
– Дотащим. Японцы же – они мелкие и легкие. Сани из лыж соорудим и дотащим…
Сидеть на снегу – идея не из лучших. На закорках? Нет. Так долго не высидеть. Вот и притащил Петр с собой чурбачок, вырыл окопчик в сугробе и сел ждать утра. Позицию подобрал с таким учетом, чтобы было видно и вход в избушку, и те самые кустики, которые облюбовал клиент. По малой-то нужде он от двери далеко не шастал. Но кто его знает, чего ему захочется поутру. А стрелять
Японец появился довольно поздно. Долго же почивать изволили. У Петра уже все тело затекло, поскольку он старался лишний раз не шевелиться. Кто ее знает, эту псину. Еще учует, а тогда все мучения прахом пойдут. А Петр реально намучился. Вот так сидит и попеременно напрягает мышцы, чтобы окончательно не закоченеть. Вот оно ему нужно?
Хм. А ведь нужно. Муторно, тяжко, холодно. Петр уж и забыл, каково это – в тепле, все время испытывает легкую прохладу, а кожа на лице и вовсе онемевшая. Слава богу, хотя бы не обморозился еще. Но с другой стороны, он ощущал азарт и понимал, для чего тут находится. Вот нравилось ему это. Что-то такое щелкнуло внутри, и просто работать в мастерской, когда есть возможность разогнать кровь по жилам, стало невероятно скучно.
А вот и долгожданный япошка. Угу. По малой выскочил. И между прочим, вооруженный и в сопровождении собачки. Впрочем, чему тут удивляться. Тоже живое создание с соответствующими потребностями.
Петр вскинул винчестер, упер приклад в плечо и взвел курок. Тот с легким щелчком встал на боевой взвод. Японец не мог его услышать. Утро выдалось солнечным, и вокруг стоял гомон, поднятый птицами, возвещавшими всему свету о приходе весны. Нет, ну а что такого? По факту сейчас ведь и впрямь весна. Ну вот такая она здесь, загадочная.
Но японец все же что-то такое услышал. Или даже скорее почувствовал. Наверное, сработало то самое необъяснимое шестое чувство, его еще порой относят к месту пониже спины. Плечи японца вздрогнули, и он замер, опасаясь обернуться или делать резкие движения. Н-да. Тянуть больше нельзя. Да и незачем.
Выстрел! Японец с вскриком упал как подрубленный. Петр быстро передернул рычаг, загоняя патрон в ствол. Собака с лаем бросилась в его сторону. Выстрел! Скулеж, полный боли и страдания. Не добежала метров семьдесят. Рычаг. Выстрел! Собака замолкла. Рычаг. И взять на прицел япошку, чтобы не наделал глупостей. Кравцов уже бежит к избушке, налегая на лыжи и разве что не поднимая за собой снежную взвесь.
– Эй, японец, не дергайся, не то пристрелю к нехорошей маме! – отвлекая его, закричал Петр.
Пусть смотрит в его сторону и видит одного противника. Глядишь, тогда и Кравцов подберется беспрепятственно. Выстрел! Пуля маузера ударила рядом с Петром, выбив фонтанчик снега. Вот же гад! Решил-таки сопротивляться. Л-ладно.
Петр разрядил оставшиеся в магазине патроны, ведя огонь на подавление. Главное, больше не дать этому хоббиту-малорослику выстрелить. А то ведь и попасть может. Ну и пока он отвлекается на Петра… Ну же, Кравцов, твою налево, шевели задницей!
Японец все же сумел выстрелить еще пару раз, до того как следователь навалился на него сзади. Вообще Петр не ожидал подобной лихости от Ивана Яновича. Просто он помнил, как тот растерялся в ночь их знакомства. Впрочем, нормальная реакция. Ну да. Не профессиональный боец. Но и не трус. И показал это, кстати, той же ночью, взяв себя в руки и схватившись за пистолет.