Несколько дней её жизни
Шрифт:
Алине не терпелось взглянуть в глаза Вахтанга Кикабидзе и спросить, а можно ли ей согрешить. Или может быть он какой-то знак подаст, что не стоит этого делать сегодня, что нужно ещё немного подождать и поискать. Неужели свет клином сошёлся на этом Анваре? Не поторопилась ли она в своём желание поскорее стать женщиной. Может нет ничего плохого в её девственности и скоро появится на пути наш нормальный парень, влюбится и всё будет хорошо. А может и не появится? И ничего хорошего не будет? И улетят синицы чернявенькие в неизвестном направлении…
Она захлопнула дверь, и
Не успела песня закончится как всё свершилось. Она поняла это не столько по боли, которая в начале, конечно, была, сколько по необычному ощущению внутри себя. Никогда раньше ничего подобного Алина не испытывала. Всё как-то смешалось в одну кучу: предвкушение, страх, музыка, вино, боль и разгорающаяся страсть. Голова кружилась от восторга, было мало воздуха, она хватала его губами, и со стороны это было похоже на попытки что-то сказать, но говорить не хотелось, хотелось продолжения, хотелось чувствовать внутри себя горячую твёрдую плоть, разрывающую её пополам. Может быть это и есть любовь? Её нужно терпеть. Ею нужно наслаждаться. Её нужно было так долго ждать.
Но вдруг всё закончилось, музыка ненадолго стихла готовясь к новому всплеску, и Алина приоткрыла глаза. Перед ней стоял голый Анвар и краешком простыни вытирал окровавленный член.
– Ты такой милый, – томно произнесла она, и провела пальцем к его волосатой ноге.
– Нэ надо. Я всё уже, – ответил он.
Анвар подошёл к столу, налил в бокал вина и протянул его Алине.
– Ещо надо пить.
– Я не могу… Я уже такая пьяная, – едва ворочая языком промямлила Алина.
– Пей, сказал.
Анвар приподнял её, и почти насильно влил вино в рот. Кисловато-сладкий напиток приятно обжёг горло и уже через секунду звон колокольчиков в голове усилился, комната поплыла в другую сторону, а силуэт стоящего рядом парня растаял. Алина снова закрыла глаза и рухнула на подушку, тут же почувствовав на своём теле крепкие мужские руки. На мгновение снова огнём обожгло между ног, но боль тут же сменилась блаженством, Алина подалась вперёд и обхватив руками Анвара, впилась в его спину ногтями. Тот ойкнул, но не прекратил движения, а только усилил их, с каждым разом проникая всё глубже и глубже, от чего сознание Алины отключилось, и только когда что-то взорвалось внутри и начало растекаться по всему телу волной непередаваемого наслаждения, она обмякла, издав напоследок стон, который не смогла заглушить даже орущая на всю громкость музыка.
– Господи, как хорошо, – прошептала она, не в силах остановить судороги, сотрясающие её ноги и живот. – Хочу быть с тобой, Анвар…
– Будэшь… Обязательно будэшь, – услышала она, и вдруг встрепенулась и открыла глаза.
На краю кровати сидел Саид.
– Вы что?! Так нельзя! Я так не хочу! – завопила Алина, натянув на себя одеяло.
– Хочешь не хочешь, а уже всё, – с улыбкой произнёс Анвар, появившийся из-за спины Саида. – Теперь ты женшин. Аж два раза. Хороший женщин. Азиз не обманул.
Он достал из бокового кармана бумажник, порылся в нём и положил на стол две бумажки по пятьдесят рублей.
– Это подарок тэбэ. Захочешь ещё, только скажи. Всё брошу. Здэс буду. Ты так кричал… Мне очень понравился как ты кричал.
Анвар наклонился, чтобы поцеловать Алину, но та с размаху вмазала ему пощёчину, и вжалась в стену, ожидая ответа. У того глаза налились кровью, но он сдержался, всё-таки подруга жены его друга.
– Глупый ты женщин. Будешь одна жить. Не приду я больше. И Саид не придёт. И никто не придёт
– Напугал, скотина!
– Не напугал, а прэдупрэдил. И молись, что у тебя есть такой друг как Азиз. Если бы не он…
– Что? Ты бы зарезал меня или ещё раз изнасиловал?
– Я нэ насиловал тебя. Запомни это. Ты ещё не знаешь, что такое настоящее насилие, – он сгрёб со стола оставленные деньги. – И это тоже нэ получишь. Нэ заслужила.
После их ухода Алина долго не могла встать с кровати, хотя опьянение прошло, словно его и не было, осталась лишь звенящая пустота в голове. Бобина на магнитофоне давно закончилась, и продолжая вращаться, хлопала свободным концом плёнки по пластиковой поверхности. Этот монотонный звук вводил в ещё больший ступор.
Алина проснулась почти в полдень. Тело ныло как после пыток, на нём не было ни одного участка, который бы не болел. Она с трудом приподнялась и протёрла слипшиеся глаза. Смотреть вниз было страшно, хотя она знала, что должна была там увидеть. Простыня с запёкшейся кровью прилипла к ногам так сильно, что её пришлось отдирать вместе волосинками. Хотелось смыть всё с себя, но выходить из комнаты было невыносимо стыдно. Алина была уверена, что все соседи, приложив стаканы к стенам, слушали этот спектакль, в котором ей была отведена роль грязной потаскухи. Но ведь она таковой не была, она просто хотела любви, а любовь почему-то не захотела одарить её своими чарами, позволив лишь на мгновение её почувствовать. А этого было так мало, не хватало даже для приятных воспоминаний, поскольку ту единственную светлую точку, которая сияла впереди, затмевала своей чернотой бесформенная грязная клякса, заполняющая всё вокруг.
Приоткрыв дверь, Алина прислушалась, в блоке было тихо, и она на цыпочках прошмыгнула в туалет. Ей нужно было сначала туда, а только потом в душ, и это была не физиология. Ей показалось, что взгляд Томаса Андерса стал ещё похотливее, а на губах застыла саркастическая ухмылочка. Алина поддела ногтем край плаката, и что есть силы рванула его вниз, освободив из плена Вахтанга Кикабидзе. Он взглянул на неё с каким-то отцовским укором, мол, что же ты, дурочка, наделала.
– Прости, – прошептала Алина, утирая градом катящиеся слёзы, – но ты тоже хорош… Почему тебя не было, когда ты был мне так нужен?