Несколько дней после апокалипсиса
Шрифт:
— Где вход на позицию? — тихо спросил его Сергей.
— Дяденька, не бейте! Здесь! Здесь вход, но у меня ключа нет, только у разводящего. Он оттуда шило носит!
— Когда смена?
— Как придут. Утром, наверное. Нас уже три месяца не меняют, а из молодых нас двое. Я и Витька, он на втором посту, возле складов.
— Коля! Смени часового у складов!
— Есть! — и три тени скользнули в сторону второго поста.
— Как разводящий открывает дверь? Там есть охрана?
— Есть. Прапорщик Санин.
— Посмотри, какой ключ?
— Не знаю, дяденька! Я его никогда не видел! Вот эта дверь открывается, а там — звонок.
— Сколько человек в карауле?
— Наш взвод.
— Сколько!?
— Сорок или больше, все там. На внешние посты уже месяц никто не ходит. Кормят плохо, горячего совсем не дают. А лейтенант ушёл куда-то и не вернулся ещё. Там сержант Прохоров командует. Он — зверь! В законе!
Потрогав осторожно дверь, Сергей убедился, что она заперта. Включив фонарик на зажигалке, рассмотрел замок. Обычный, повышенной секретности, с двумя бородками. Но разбираться со взводом с помощью 9 разведчиков было нежелательно. Могли объявить тревогу, и всё пойдёт через одно место.
Вернулся Коля со складов. Доложил, что часовой снят.
— Есть вход, командир.
— Посмотрите: куда ведёт, и доложите. Аккуратнее. А мы смену подождём. Будет что интересное...
— Понял!
Коля ушёл во тьму ночи, а Сергей продолжал возиться с внешним замком. В приёмнике раздался щелчок. Он отстранился от замка и шагнул в темноту. У караульного помещения зажглась лампочка. Три человека с карабинами, бидоном и ведром, шли по направлению к посту номер 1. Захват прошёл тихо. Возглавлял группу сержант Марков. Из бидона несло 'шилом'. В кармане сержанта нашли ключ от двери. После того, как кляп у Маркова выдернули, он попытался закричать, причём уставными командами. Сбой дыхания ему обеспечили. Сергей достал своё удостоверение и раскрыл его перед сержантом.
— Я — подполковник Главного Разведывательного Управления ГенШтаба Стрельников, командир отдельной бригады специального назначения. Видишь?
Сержант мотнул головой.
— Заорёшь — выключу надолго. — Сержант отрицательно покачал головой.
— Товарищ подполковник! Нас не меняют на позиции с июня, я уже должен быть дома, а всё ещё здесь!
— Дом где?
— Здесь недалеко, в Челябинске.
— Не попадёшь ты домой, сержант. Нет твоего дома. Война началась 19-го. Сюда зачем шёл?
— За спиртом. Вот клюкву принесли, Санин обещал на шило поменять.
— Зови Санина и без шуток, сержант.
— А, про войну — правда?
— Правда, и за то, что происходит на позиции, тебе 'вышка' корячится. Дошло?
— Дошло, тащ полковник.
— Действуй. — сержант долго жал на звонок, разведчики замерли чуть в стороне от двери. Из переговорки раздался крутой мат, дескать, кто тут среди ночи звонит!
— Это я, тащ прапорщик, как обещал, клюкву на опохмелку принёс, кисленькую.
— Кисленькую — это хорошо! — послышалось из-за двери и что-то щёлкнуло за дверью. Сергей прижал контрольный ключ к приёмному устройству, блокируя тревогу, а мужики уже крутили руки прапору. Тот не сопротивлялся, ибо не был в состоянии. Только мычал что-то, пытаясь вырвать руку. Его разоружили, извлекли из кармана ключ-вездеход. Вызвали Николая и его бойцов. Через семь минут начали штурм. Впрочем, назвать это действо штурмом, язык не поворачивался. Никто не сопротивлялся, в основном, все спали, находясь в состоянии сильного опьянения. Сопротивление встретили только у КП, но обошлось без стрельбы. Расчёт был обезоружен, из помещения вывели всех, кто был не в состоянии нести службу. Сергей прошёл в комнату начальника дежурной смены. Тот спал, подложив под голову портупею с пистолетом. Лыка не вязал. Несколькими ударами его разбудили, но толку от него не было никакого, два лейтенанта подхватили его и унесли в подсобное помещение. Выяснив у старшего смены, кто из начальства есть ещё на КП, послали за ним старлея в сопровождении двух разведчиков. Привели майора с сильно помятым и заспанным лицом.
— Что здесь происходит! Кто дал вам право находиться на... — майор полетел в угол.
— Кот! Опохмели его! — сказал Сергей и отвернулся. Старлей с ужасом смотрел на то, как опохмеляют комбата.
— Опохмелился, рядовой?
— Я — майор Михайлов, командир 138 батареи войсковой части 36491. Вы находитесь на позиции, которую занимает моя батарея. Вы ответите за это!
— Но ты об этом не узнаешь. И музыки на твоих похоронах не будет. Ты, сука, в курсе, что уже три месяца идёт война?
— Какая? — спросил майор, и пьяно икнул.
— Ядерная, рядовой, а твоя батарея её пропила!
— Нас отключили от связи за неуплату 17-го июня. Связи нет! Нас не меняют уже три месяца.
— А, некому менять. Полуночного нет.
— Как нет?
— Ты полковника Зорькина знаешь?
— Знаю, был нашим командиром 15 лет.
— Узнаёшь? — Сергей показал ему фотографии мёртвого полковника, его карту и письмо. Тот посмотрел на монитор, и прижал руку к разбитым губам. — А, это то, что осталось от Ленинграда. Снято 25-го июня. Читай! — майору Сергей сунул ему письмо Зорькина. Майор несколько раз провёл руками по ушам, стряхивая многодневный пьяный синдром. Взял письмо и стал читать. Зорькин был умным ракетчиком, он знал уязвимые места своей дивизии, догадывался, что его дивизию легче отключить, чем уничтожить. Майор вчитывался в текст, силясь представить себе, что произошло.
— У нас тревоги не было, товарищ...
— Подполковник Стрельников, ГРУ ГШ.
— У нас тревоги не было, товарищ подполковник. Связи не было, смена не прилетела, все датчики были выключены ещё 17-го. В Полуночном была целая комиссия из РВСН, МО и из Омска. Предъявили кучу неоплаченных счетов, объявили выговор и сняли с должностей командира, начфина и кучу офицеров. На разводе упомянули, что дивизия будет расформирована. Мы прилетели на точку, а здесь связи нет, всё выключено.
— А, как же 'Мёртвая рука'?
— Подполковник! Не смешите мои тапочки! Её ещё при Боре отключили.
— В, общем, так, майор, если к утру часть не будет боеспособна — расстреляю. Ты меня понял?
— Отчётливо!
— Мужики, присмотрите за майором, и помогите, если что.
В восемь утра майор построил смену в коридоре. В помещениях наведён относительный порядок, на КП боевой расчет. Сергей принял доклад, и объявил о том, что началась война, и что он принял командование частью на основании приказа штаба ЛенФронта. Несмотря на сильно помятые физиономии, на лицах проступило что-то вроде понимания ситуации. Последовал разнос, проведённый на самом высоком уровне. После этого Стрельников и Михайлов, командир батареи, направились в караульное помещение. Начкар, оказывается, никуда не уходил, просто дневал и ночевал в бункерах, он построил взвод: 44 человека, двое на постах. Такая расстановка показалась очень подозрительной Сергею. Начав задавать вопросы, выяснилось, что по боевому расписанию караул уходит в нижнее помещение, и занимает двадцать четыре огневых точки. Состояние огневых точек начкару не известно, но он дважды бывал в нижнем бункере. Сняли часовых у входов, переместили всех вниз. Установки АК-306 были законсервированы старым армейским способом: все было залито орудийным салом, и к стрельбе пушки не были готовы. Ни одно орудие не было заряжено. Устроили чистку и пристрелку. В конце дня выяснилось, что исчез сержант Прохоров и два бойца. За ними отрядили Муртаева и Васильева. В ограждении оказался проход, через который эта троица и вышла. Пошли сдаваться американцам. Их привели на вторые сутки и расстреляли у стенки склада. Коля Грачёв восстановил систему охранения и дополнительно навешал американских датчиков объёма. На пятые сутки система полностью заработала.