Несколько строф
Шрифт:
Ну а ты сам того гляди сорвешься.
А я стою, никчемный, молчаливый,
И на борьбу твою беспомощно смотря,
Твержу себе: "Нет, нет, я вовсе не трусливый,
Вот только не хватает мне огня!"
Того огня, что сердце так калечит,
Что заставляет двигаться вперед,
И пусть твердят: "Любовь тебя излечит!"
В моей душе она не оживет...
Не оживет - тому ведь нет
Зачем мне чувства, если веры нет
В тот мир, которым правили мужчины,
А нынче кто правитель - где ответ?
Когда судьба меня от раза к разу,
Стремилась сделать жалким дураком,
Примерил на себя грехи все сразу,
Забыв - расплата ведь за все придет потом.
Но жизнь идет, не близок час расплаты,
Надеюсь, верю, что не скоро смерть,
И даже больше и душой-то не болею.
И не боюсь того, что, может, ее нет...
Летними ночами
Летними ночами, как юнец влюбленный,
Я страдал спросонья, на лицо зеленый.
Истомившись в клети, плечи уж раздвинул.
Из тоски бессмертной свою душу вынул.
Надоели сказки, что кругом мне слышны.
Лезу без опаски, словно кот, на крышу.
А оттуда к звездам, распростерши крылья,
Уношусь за ночью в шепот мягких ливней.
Улетаю ввысь я, никого нет рядом,
Провожаю землю равнодушным взглядом.
И с петли высокой снова вниз вдруг рухну,
Вовсе не пугаясь сердца силы стука.
Нету опасений, нет совсем надежды.
Раньше хорошо жил, хоть и был невеждой.
Не пытался в небо голову поднять я,
Позабыл давно, что люди - мои братья.
Паранорм
Ушел, растаял, позабыт тот скверный день, не подаривший сказку.
Мечты осколки взяв в сюжет, творит жизнь холст, мараясь этой краской.
Те, кто надежды робкий стон пытались отыскать в души глухих завалах,
Исчезли навсегда, и бледный свет главенствует в трухе пустых подвалов.
Я вижу лица их, ушедших в свой поход лишенными надежды
Никто и никогда не сможет вновь узреть тех лиц такими же, как прежде.
То тени мертвецов стучаться в душу каждой ночью грохотом ударов
И отказать им не могу, не в силах я избавиться от памяти неведомых провалов.
Стаккато тихих слов, слетающих с холодных твердых губ, со щебетом беззвучного дыханья
Надеждою молит наполнить каждый миг оставшегося тлену тел существованья.
Беззвучным криком требуют привлечь к себе вниманье на минуту,
Чтобы опять, и вновь, в сто первый раз поведать душ гнилых волнующую смуту.
И пробуждаясь каждым утром от собственного, ужасом наполненного крика,
Мечтаю в пыль стереть те образы, что в ночь своим невнятным пугают меня ликом.
И больше никогда не окунаться в бездну не моей, чужой невероятной боли.
Я, как и птица в клетке, что утратив крылья, по-прежнему мечтает быть на воле...
Волку
Помани меня вслед за собою пальцами зимней стужи.
Я в безмолвье ночи ставни открою - оживает мир снаружи.
Снова разобьет наста налет легкий шаг волчий.
И меня зовет, вновь меня зовет, ледяных хоромов зодчий.
Отступают тени, но под леса сенью кожу сбережешь от солнца.
Словно привиденье легким дуновеньем меж деревьев пронесешься.
И не сбив дыханья, демон окаянный, ты опять вперед умчишься.
Где-то за лесами, долом и холмами в человека обратишься.
Я опять одна останусь ждать с нетерпеньем ночи.
С пола подберу к сердцу прижать клок шерсти волчьей.
И смотрю в окно, зная - все равно, ты ко мне в ночи вернешься.
Носом ледяным ткнув в ладонь, к ноге горячим боком прижмешься
Неуместный страх, нервный руки взмах, крови на губах привкус.
Жизнь так коротка, мчится как река и неизбежен искус.
Скрываясь от погони - так просто не догонят, - пьешь своей судьбы чашу.
Сотнями грехов, серебром оков, полнишь долю горькую нашу.
Запылал рассвет, значит мне пора вновь к моим пернатым другам.
В синеве небес песню пропою, разлуки полную испугом.
Ты захлопнешь дверь, горестный издав вздох разочарованья.
Снова не успел, хотя всю ночь желал, чтобы обняла тебя я.
Но ночной порою двери я открою в ожиданьи нашей встречи.
На далекий вой, голос узнав твой, плачем я своим отвечу.
За грехи какие мы с тобой такие?
– быть не суждено нам вместе.
О любви твоей буду помнить - верь, ожидая благой вести...
Во мщении
Серп окровавленный луны
В багровых отблесках заката,
Словно предвестник той зари
Опять меня зовет куда-то.
Не позабыть тот жуткий миг,
Когда последний с целой стаи,
Давя в себе щенячий крик,
Я слезы лил по своей маме.
И братьев серых колкий мех,
Вдруг ставший таким нежно алым,
По сей день вижу в каждом сне,
Укрытый снежным одеялом.
С тех пор утратил я свой дар
В ночи воззвать к луны сиянью,
И лучше мой не видеть взор