Несколько жутких историй
Шрифт:
Марина слушала, стараясь не подать вида, что держится из последних сил, чтобы не закричать: «Хватит, хватит!»
–И вот что я скажу тебе, котёнок… – Кося взглядом на отражение молодой жены, Фирс набросил на шею галстук и стал сооружать замысловатый узел. – То, о чём люди не знают, не беспокоит их. Единственный известный мне случай полтергейста в этом городе был связан с психически больной женщиной. Кстати, именно ту квартиру я на продажу так и не выставил. Родственники решили оставить её себе. И, между прочим, после того, как упекли дуру в соответствующее заведение, продолжают спокойно жить на якобы «проклятых» метрах.
Фирс достал из украшенного хитрой резьбой платяного шкафа пиджак, ловким движением набросил на плечи. Бережно закрыл дверцы шкафа, проверил бумажник, положил во внутренний карман айфон.
После этого подошёл к Марине и протянул руки. Она набросила на лицо улыбку, встала и поцеловала мужа. Его руки на миг сжали её бёдра, скользнули по талии, приподнимая полы шёлкового халатика.
–Какой же вывод? – спросил Фирс, не отпуская её и глядя прямо в глаза. – Вывод прост. Привидения водятся не в домах. Они водятся в головах. Понимаешь меня?
Он провёл рукой по её рыжим волосам.
–Да, – кивнула Марина.
–Отлично. Ну, я пошёл.
Марина сунула ноги в тапки и проводила его в переднюю. Называть это помещение прихожей у неё язык не поворачивался. Ей, выросшей в типовой «хрущёвке», казалось, что здесь можно натягивать сетку и проводить отборочные этапы Уимблдонского турнира.
Фирс обулся, принял из рук Марины зимнее пальто, проверил, на месте ли пачка «Парламента». Снял с вешалки шапку. Всё это время он говорил:
–Я допускаю, что тебе может не нравиться эта квартира. Честно сказать, я тоже от неё не в восторге. Но ты должна понимать: это не жильё, это – капиталовложение. Я готовлю большую сделку. Ради неё распродаю активы, заложил коттедж. Так что сейчас нам больше некуда деться. А эту квартиру я приобрёл как страховку. Если сделка сорвётся, квартира позволит мне всё начать сначала, и ты, обещаю, даже не заметишь, что наше финансовое положение пошатнулось. Зато в случае выигрыша уже после Нового года мы сможем купить пентхауз на Монмартре. Понимаешь теперь, как важна эта сделка?
–Да, – кивнула Марина.
–И понимаешь, чего я жду от тебя?
–Поддержки.
–Именно. Я могу на неё рассчитывать?
–Да, дорогой, – кивнула Марина.
Его пронзительный взгляд, возможно, и высветил смятение, загнанное на дно души, но Фирс не стал продолжать тяжёлый разговор. Улыбнулся, поцеловал Марину в лоб, сказал, что любит, и вышел за дверь.
Марина несколько минут стояла, обхватив плечи руками. Маска спокойствия, натянутая ради Фирса, сползала с лица. Губы тряслись, когда она вернулась в спальню.
«Возьми себя в руки! В конце концов, ничего плохого не произошло, так? Ты выдержала это дважды, значит, выдержишь и дальше».
Мышцы в конечностях словно горели от волнения. Она несколько раз глубоко вздохнула и шагнула к трельяжу. Встала сбоку от него, слева.
В трёх зеркалах отражалась спальня, переливавшаяся всеми оттенками золота. Искры горели на столбиках кровати, на кистях подушек, небрежно разбросанных по оттоманке, на рисунке ковра, на витых бра.
И на гранях бесчисленных флаконов с парфюмом и косметических наборов, расставленных на трельяже.
Склянка с духами «Кристиан Диор» и строгий графинчик одеколона «Серж Лютьен» мешали полностью закрыть створки. Марина с удовольствием захлопнула бы их, не глядя на осколки, но не могла себе этого позволить. Фирс очень бережно относился к своему капиталовложению, старался жить в нём так, чтобы не оставить следов. Малейшая царапина на мебели, тем более, скол на зеркале принесли бы убытки. А это грозило Марине серьёзными проблемами.
Правда, то, чего она боялась, вероятно, тоже грозило проблемами. Неопределёнными, но… проверять, хуже ли это рассерженного Фирса, она не собиралась. Марина протянула руку к левой створке и аккуратно прикрыла её, насколько позволял флакон «Диора».
О том, чтобы снять парфюм с полки, она и не думала. Для этого пришлось бы поднести руку близко к зеркалу.
Марина обошла трельяж и взялась за правую створку.
И вздрогнула.
На столике в строгом порядке выстроились инкрустированная шкатулка с украшениями, три расчёски, фирменная баночка с салфетками. Всё – оттенков золота и слоновой кости. Чёрная массажная расчёска, небрежно брошенная на середине столешницы, выглядела словно клякса. Были отчётливо видны застрявшие между зубцов чёрные волосы – длинные, толстые, блестящие.
Ничто, кроме самой Марины, не двигалось – ни по эту сторону, ни в «зазеркалье». Чёрная «массажка» появилась ниоткуда. Просто вдруг стала заметна…
Марина судорожно сглотнула. Все предметы двоились и троились в отражениях трельяжа. Кроме чёрной расчёски. Она была только там, в «зазеркалье». По эту сторону зеркала её не было. Да и быть не могло.
Страх окатил её горячей волной, отнимая волю. Пересиливая себя, Марина медленно потянула правую створку трельяжа. Качнулось и заскользило отражение спальни. Плавно, сантиметр за сантиметром, Марина прикрыла створку, насколько позволял фирсов «Серж Лютьен».
До последней секунды она боялась, что в отражении промелькнёт женская фигура с длинными, чёрными как смоль, волосами. По эту сторону зеркала в спальне не было никого, кроме Марины, но по ту сторону – могло быть всё, что угодно…
Ничего не случилось. Марина отступила от трельяжа. Между створками оставался зазор шире ладони, сквозь него было видно узкую полоску отражения. Если стоять вплотную, чёрную расчёску видно. Но всего шаг назад – и она выпадает из поля зрения.
А то, чего человек не видит, не должно его волновать… Наверное, именно так сказал бы Фирс.