Нескромное предложение

Коултер Кэтрин

Не прошло и десяти минут, а суп уже весело булькал на огне.

– Слава Богу, не такой уж ты безрукий лентяй, – похвалил себя Филип, снял передник, вымыл руки и побрел наверх. Бесшумно подойдя к кровати, он взглянул на Сабрину. Глаза ее были закрыты, а дышала она так тяжело, что хрипы были слышны в коридоре. Однако щеки оставались прохладными.

Сабрина ощутила легкое прикосновение и заставила себя поднять веки. В первый момент она не сумела разглядеть лица стоявшего перед ней мужчины и съежилась от страха, но тут же, вспомнив, успокоилась.

– Филип…

– Да, Сабрина, не волнуйтесь, я здесь, – тихо произнес Филип.

Не хватало еще перепугать ее до смерти.

Странно, откуда он знает ее имя? В памяти всплывали отдельные подробности ее побега из Монмут-Эбби: лес, метель, охромевшая кобыла…

– Мне так холодно, – пожаловалась она, – ужасно холодно, совсем как в лесу. Но я больше не в лесу. Что со мной?

– Ничего страшного. Со мной вам ничто не грозит, Сабрина. Лежите спокойно. Я вас согрею.

Филип снял с решетки очередное полотенце и положил на грудь девушки. Та застонала.

– Нет, не двигайтесь, пусть тепло проникнет как можно глубже. Главное, лежите смирно. Вот так.

Она послушалась и постаралась не шевелиться, хотя это было довольно трудно. Обжигающий жар медленно проникал внутрь. Невыразимое ощущение!

Он коснулся ее волос и покачал головой:

– У вас волосы так и не просохли.

– Зато мне лучше. Вы были правы. У меня даже кости плавятся.

Филип старательно подоткнул одеяла.

– Вот и прекрасно. Теперь вам нужно поспать. Чем крепче сон, тем скорее выздоровление. Помню, как мама твердила мне это после того, как я едва не утонул. Мне это помогло, поможет и вам. Если понадоблюсь, буду рядом.

Но девушка уже не слышала его. Она спала.

Филип подошел к окну и отдернул шторы. Пурга по-прежнему свирепствовала. Филип невольно улыбнулся. Неумолимый рок и неуклюжие инструкции Чарлза, должно быть, объединились, чтобы изменить его жизнь.

Он слишком стар и измучен. Иногда ему хотелось закрыть глаза и тихо отойти в мир иной. Он не заслуживал долгой жизни, дарованной Богом, особенно после того, как позволил Камилле умереть. По его вине она скончалась в родах. Ему не следовало соглашаться на мольбы жены подарить ей дочь. У них был всего один сын, и она так хотела еще ребенка! Но Господь забрал Камиллу и новорожденного сына.

Нет, он не станет сейчас думать о Камилле.

Граф подался вперед, вцепившись в подлокотники кресла, и вперил взор в старшую внучку. Стоит признать, что она изящна, хорошо сложена и могла бы считаться хорошенькой, если бы не гримаса постоянного недовольства, тянувшая вниз уголки ее губ.

Сабрина. Элизабет пришла сообщить, что Сабрина мертва. Нет, он не смирится с этим. Никогда.

Она шагнула к нему, опасаясь, однако, подходить слишком близко, потому что ненавидела деда. Он знал это и немало ломал голову, стараясь понять почему. И в один прекрасный день его осенило. Элизабет завидовала его власти, кроме того, она не переносила стариков, считая преклонный возраст чем-то вроде омерзительной болезни. Граф мог бы объяснить ей, что это совсем не страшно, а всего лишь скучно. Как-то он упомянул о своем возрасте Сабрине, и та ущипнула его за руку и попросила не говорить глупостей, потому что Господь наверняка дал ему столь долгий век, чтобы он мог присмотреть за своими землями и людьми, уберечь их от злобных грешников, населяющих эту землю.

«Злобные грешники», – подумал он, уставясь на внучатого племянника. Да, именно таков он, наследник

и будущий граф Монмут, приторный красавчик, всегда учтивый и вкрадчивый, скрывающий свои истинные мысли за взглядами, полными фальшивой преданности.

Граф, пытаясь не выказать своего омерзения, вновь обратился к Элизабет. Нужно произнести слова вслух, хотя последствия могут быть непредсказуемы. Но внезапно на него нахлынуло столь неодолимое бессилие, что он безвольно обмяк в кресле и, судорожно сглотнув, промолчал. Однако и Элизабет, и Тревор держались совершенно спокойно. Слишком спокойно. Значит, новостей нет.

– Прошло два дня, а от Сабрины никаких известий. Ни слова, ни объяснений, ни знака. Значит, и вы ничего не узнали? Тебе превосходно известно, Элизабет, что она не покинула бы дом без серьезных причин.

Он вынул из кармана халата клочок смятой бумаги и махнул в сторону Элизабет, внучки, которую он пытался любить, воспитывать и защищать и которой все это было абсолютно не нужно. Страх клещами стискивал его горло, змеей шевелился в желудке.

– Нельзя же всерьез принимать эту пустую записку, которую она мне оставила. Проклятие, в чем же дело? Она сообщает, что не может оставаться здесь и решила перебраться в Лондон, к тете Берсфорд.

Кобыла Сабрины, охромевшая, с исцарапанными ногами, вернулась вчера в конюшню. При одной мысли об этом у графа кровь леденела в жилах.

– Только не смейте говорить мне о подавленном духе, сердечных терзаниях и прочей чепухе. Мне нужна правда, Элизабет, и надоели твои бесконечные увертки.

Элизабет гордо выпрямилась, похожая на призрак своей бледностью и худобой, но тут же нервно переступила с ноги на ногу. Что сказать этому дряхлому старикашке, ее полновластному господину, тирану, даже не позволявшему сидеть в его присутствии? Она хотела причинить ему как можно больше боли: он заслужил это, но страх останавливал ее. Элизабет стала еще бледнее, и ее лицо почти слилось со стеной, у которой стояло кресло деда. Она замерла, не выказывая ни страха, ни презрения, а затем, едва сдерживая улыбку, заявила:

– Я не лгу, дедушка, и знаю только то, что рассказала тебе. Сабрина со мной не откровенничала, мне нечего добавить.

– Элизабет просто не хочет причинять вам лишней боли, сэр, – вкрадчиво вмешался Тревор, нежно сжимая костлявую руку жены. – Пойдем, дорогая, не стоит расстраивать дедушку. Нельзя же всю жизнь выгораживать сестру.

Глаза Элизабет широко распахнулись. Она почувствовала нараставшее возбуждение мужа, жестокое удовольствие в решимости нанести смертельный удар, но сама по-прежнему боялась злосчастного старика, все еще удерживавшего в руках бразды правления. Он не выпустит их до самой смерти! По-прежнему будет терзать и унижать ее, а у нее нет ни сил, ни воли обороняться. И он победит, победит, как всегда.

Она словно сжалась, увяла на глазах, только губы брезгливо скривились. Но последующие слова деда явились последней каплей. Пусть убирается в ад, где ему самое место!

– Ну, девчонка, – прогремел он с силой, неожиданной для столь немолодого человека, – не стой здесь, как безмозглая корова! Выкладывай немедленно все, что знаешь о Сабрине, иначе, клянусь Богом, ты понесешь наказание! Надоела твоя так называемая истина, в которой нет ни капли правды!

Элизабет откинула голову, как от удара, и вернула мужу пожатие. И даже заставила себя небрежно повести плечами.